В одной воронке
Из леска, расположенного
Между опушкой, где прятался Игорь, и подготавливаемой позицией доблестной молдавской армии, мобилизованной в один день и брошенной на усмирение мятежного приднестровского города, пролегало поле шириной примерно в километр. На нем зияло с десяток свежих воронок. «Наши лупанули с утра, и, как водится, не попали, « — подумал Игорь. Ничего, сейчас он не немного передохнет, доберется до ближайшей воронки, передаст своим точные координаты, и…
…Однажды ему уже приходилось быть корректировщиком огня. В Афганистане, в
Солнце клонилось к закату. Поспевая выполнить задание, он перебежками двинулся по полю к ближайшей развороченной взрывом яме. Бежать было трудно. В минуты волнения покалеченная нога давала о себе знать. «Только ведь здесь не Пандшерское ущелье, — думал он, приближаясь к цели. — И передо мной не моджахеды — воины аллаха, а парни, с которыми в иных обстоятельствах сидел бы за дружественным столом и распивал терпкое молдавское вино».
Пацифистские рассуждения Игоря были внезапно прерваны. Метрах в пятнадцати от себя он увидел человека в солдатской форме, какую носили в Афгане и офицеры, и солдаты — не поймешь, кто есть кто. Вскинув автомат, он дал очередь по незнакомцу. Но только тут он понял, что стрелять по живой мишени здесь, неподалеку от днестровской старицы, он просто не может. Пули ушли
Двух «дуэлянтов» заметили на позициях и открыли прицельный огонь. Игорь в невероятном прыжке канул в воронку. На него сверху упало
— Откуда? — спросил он.
— Из Карпинен, — услышал в ответ.
— Все понятно, враг.
И опять подумал о том, как странно здесь звучат эти слова «корректировка огня», «враг». На вылинялой гимнастерке «врага» красовались орден Красной звезды, медаль «За отвагу», почетный знак ЦК ВЛКСМ
— Что ж это ты, голуба, идя в разведку, на себя все регалии напялил? Где тебя этому учили?
— Я не в разведке. Из окружения выбираюсь.
— Дожили, — тяжко вздохнул Игорь. — Из окружения выбираемся, как в
— А как ты думаешь? —
— Нет, я тебе, как артиллерист скажу, — засмеялся Шведов, — иногда вопреки логике «бога войны» снаряд дважды в одну воронку,
— В Герате. Танкист.
— А я, представь себе, трижды в Пандшерское ущелье ходил за головой
Игорь потрогал место вокруг раны на левом плече и с удовольствием изрек:
— Кость не задета, значит, ампутация не понадобится.
Затем достал из вещмешка индивидуальный медицинский пакет, сделал обезболивающий укол, обработал прострел — рана оказалась сквозной — стал перевязывать.
— Санду Шеремет, старший сержант запаса, учитель истории в сельской школе, — представился незнакомец. — Можно просто Саша.
— Игорь Шведов, капитан артиллерии, впрочем, тоже уже давно в запасе, — отрекомендовался Игорь. — Две буквы «ша» в одной воронке.
— Откуда такое роскошество? — спросил Саша, кивая головой на аптечку.
— А это пока ваши бабы с мужиками по митингам шастали, да к изгнанию инородцев призывали, наши дамы экспроприировали армейские склады. Так что у меня с собой не только бинты. Есть, чем отметить наше случайное знакомство. Si vis pacem, para bellum. Что означает…
— …хочешь мира, готовься к войне. Я никаких таких лозунгов не выкрикивал.
— А как же оказался в Бендерах, да ещё и в окружение попал? — в голосе Игоря слышалась легкая ирония.
Саша же не был настроен на шутливый тон.
— Мой БТР подбили, как только на въезде в город мы свернули на узкую улочку. Повезло, сидел на броне. От взрыва меня с нее, как ветром сдуло. Ударился о дерево. Когда пришел в себя, понял, что спасать в бронетранспортере некого. Все, кто сидел внутри, сгорели дотла. До сих пор в носу стоит запах горелого человеческого мяса. Тут как тут ваша милиция пожаловала. Меня в воронок и
— А почему не из класса, или не с выпускного вечера, ты же вроде как школьный учитель?
— Был им до недавнего времени. В апреле приехали принимать воинскую присягу на верность стране и народу. Война говорят, враг покушается на нашу независимость и территориальную целостность. Я ответил, что уже однажды принес воинскую клятву, и второй раз человеку, прошедшему войну, не престало присягать. Да и с врагом вы явно перегибаете. Это же наши граждане, договаривайтесь с ними, а не палите всех подряд без разбору.
Игорь между тем уже вскрыл две банки армейской тушенки, налил из фляги в кружку спирта и протянул Санду.
— Пей, да поскорей, а то знаешь, как Господь Бог покарал одного молдаванина, поразив громом небесным за то, что тот задерживал тару.
Выпив залпом, бывший учитель продолжал:
— Уже на следующий день директор пригласил меня в свой кабинет и попросил написать заявление по собственному желанию. Сказал, что делает это без особого удовольствия либо злорадства, но того требуют высшие интересы страны. Я ведь сам кишиневец. После Афгана закончил пединститут и поехал по распределению в родное село родителей. Жил у деда с бабкой. Думал, отработаю три года, вернусь. Куда там. А тот летеха, который пришел меня забирать, заносчивый, гад, попался. Видно, что пороха не нюхал. А окажись в моей ситуации, то наверное бы наложил бы полные галифе букурии.
— Это, в каком смысле?
— Ну, в смысле радости. Молдавский знаешь?
— Как то, признаться, не очень. Знаю, в Кишиневе так конфетная фабрика называется.
— Да это, по сути, теперь и не важно. Дал он мне пятнадцать минут на одевание и прощание с семьей — у меня ведь трое детей. Я и вышел к нему при полном параде, чтобы впредь не заносился и знал, с кем разговаривает. У меня в бронетранспортере восемь человек заживо сгорело
— Это точно, — милостиво согласился Игорь, — ведь никто из тех, кто полег в эти дни с нашей стороны, тот же юный сержант из воронка, к тебе в Карпинены с оружием не врывался устанавливать конституционный порядок.
— Высшие интересы страны, — с горечью произнес Саша.
— Воры и партийные чинуши, вовремя сбросившие свои партбилеты, как ящерица хвост, управляют вами, — констатировал Шведов, большими глотками выпивая спирт из кружки. — Да и нами, признаться, тоже. Хотя любят, в отличие от ваших, поговорить об интернационализме. А мы как дураки воюем на истребление. Ведь думал ли я
Между тем ужин был прикончен, во фляге ещё
— Да, чуть было не забыл, зачем меня сюда послали! — как бы картинно вспомнил Игорь. Он подтянулся к краю воронки и оглядел в бинокль «вражескую» позицию.
Над вырытыми наспех окопами мелькали головы людей. Всего же здесь обосновалось не менее батальона пехоты и несколько орудийных расчетов.
— Ну и вояки! — усмехнулся Игорь. — Видели же, что два человека нырнули в яму. Могли бы послать
В тот же самый миг над позициями грянула песня,
— Кажись, перепились? — спросил Игорь.
Санду перехватил у него бинокль.
— Да, точно армата луй папук.
— Ты что ругаешься?
— Да это я ещё не ругаюсь. В молдавском господарском войске — я
— Не попадись ты мне на жизненном пути, уже бы час прошел, как наша артиллерия здесь все бы перелопатила. И у вашего министра обороны, не помню, как его фамилия, было бы очень много копченого мяса, — пояснил Шведов.
Потом достал из вещмешка портативную рацию и свежую портянку.
— Вот тебе, Санек, заместо белого флага. Ползи на позицию, предупреди, чтоб через полчаса сидели все в окопах нишкни. Я наведу огонь нашей артиллерии на те камыши. Пусть только оцепление выставят, чтобы никто из крестьян под бомбардировку не попал. А ночью путь снимаются и уходят. Это не ваша война и не наша тоже. Пусть президенты и их отпрыски воют.
Подняв над головой плат, Шеремет пошел к своим. Минут через десять на позициях зашевелись. Зазвучали команды на русском языке. Командиры отправляли людей в оцепление.
Игорь уже готов был выйти на связь, как в воронку опять нырнул Санду.
— Зачем вернулся? — спросил его Шведов.
В руках у Шеремета была пятилитровая канистра с вином и
— Ребята передали, — виновато сказал он.
В старую газету были любовно завернуты лук, брынза, тугие помидоры, кусок жареной курицы. Все время, пока приднестровская артиллерия утюжила пустынное, заросшее камышом русло старицы, новые друзья пили и закусывали. А как стемнело, оба ушли, каждый в свою сторону. Каждый — с чувством выполненного долга, ибо долгом каждого честного человека, вопреки своей воле участвовавшего в этой постыдной войне, было допустить как можно меньше братоубийства.
— Давай, танкист, коль два афганца попали в одну воронку, то они обязательно должны встретиться после войны.
— Как друзья, товарищ капитан.
Ни капитан Игорь Шведов, ни старший сержант Санду Шеремет, никто из военнослужащих молдавского батальона, снявшегося с позиций в ту же ночь, не видели и не могли видеть того, что произошло здесь через несколько дней. Снаряды взрыхлили землю, оставив несколько сотен воронок. Эти ямы стали могилами для многих жертв бендерской трагедии. Под покровом ночи сюда свозили грузовики с трупами людей, среди которых было немало мирных жителей. Молва утверждала, что здесь прятали следы своих преступлений «кровавый» приднестровский подполковник Костенко и банды молдавских
Город Кишинев, 30 мая 2005 г.