Час ноль
Тиран свергнут, но его дух продолжает витать над страной. Повстанцы пытаются навести порядок среди царящего вокруг хаоса. Их военный стратег впервые рассказывает, как революционерам удалось раздобыть оружие, поддерживать контакт с НАТО и взять под свой контроль столицу страны.
Война в Триполи закончилась. Но каждую ночь бои вспыхивают вновь. Около десяти-одиннадцати часов вечера слышатся первые очереди из автоматов Калашникова, начинают строчить пулеметы. Раздаются залпы орудий ПВО, воздух дрожит. Революционеры продолжают обстрелы каждую ночь — так, будто победу над Каддафи приходится одерживать каждый раз заново.
Из центральной клинической больницы постепенно отправляют по домам тех, кто пострадал сравнительно легко, но пустующих коек нет. Привозят людей с огнестрельными ранами, нанесенными шальными пулями. В городе салют. Стреляют в воздух, но боевыми.
«В детском отделении таких пациентов сейчас половина, — говорит доктор Ахмед и показывает новоприбывших. Девочка Ханади, 9 лет — ранение в спину, рядом кто-то стрелял в воздух из Калашникова. Хани, 14 лет — осколочные ранения в живот и в ногу на память о «семейной экскурсии» к штаб-квартире Каддафи». Доктор Ахмед переходит от одной койки к другой, на лице — горькая усмешка: «Объяснить бы ребятам, что с этим пора кончать».
Вот только «ребята» сюда не заглядывают — до сих пор в больнице не отметился ни один представитель новосозданных комитетов, советов и комиссий. Эвакуацию персонала и подвоз питьевой воды врачи организовывали самостоятельно, медикаментами обеспечил Красный Крест. «Сегодня наша больница работает полностью в автономном режиме», — отмечает доктор Ахмед.
После сорока двух лет чудовищной диктатуры в Триполи наступил «час ноль»: бесшабашная пальба сочетается с неожиданными проявлениями гражданского самосознания, суд Линча — с милосердием. Везде царит смятение, и мужество соседствует с оппортунизмом.
Ломка здесь оказалась более радикальной, чем в Тунисе или Египте, где военные в определенный момент смогли объяснить своему президенту: пора уходить. В Ливии дело обстояло иначе: Каддафи «урезал» практически все, на чем зиждется государство. В стране не было конституции, на смену привычным институтам власти пришли революционные комитеты, дружины, народные конгрессы, назначение которых состояло в одном: сделать господство Каддафи вечным. Восстание, так стремительно начавшееся в феврале, растянулось на долгие месяцы и стоило Ливии большой крови.
Но вот Триполи пал. Взять столицу Ливии удалось нескольким тысячам отчаянного вида бойцов, теперь разъезжающих по улицам в изрешеченных пулями помятых пикапах с установленными на них пулеметами. Может показаться, что в городе снимается боевик о конце света.
В первые два-три дня после штурма разъяренные революционеры и мародеры хозяйничали в опустевших виллах клана Каддафи, но анархия продлилась недолго. Вскоре на виллах родных и приближенных диктатора выставили охрану.
Люди в миллионном Триполи, которые на протяжении двух поколений не знали никакой власти, кроме той, которая подавляла народ, самоорганизуются: улица за улицей, квартал за кварталом. За считаные дни мечети превратились в своего рода центры соцобеспечения: раскаявшиеся мародеры возвращают часть трофеев, а Общество Красного Полумесяца складирует сухое молоко и питьевую воду, предназначенные для раздачи. Объявления на стенах призывают к спокойствию и уважению права собственности, лавочников просят как можно скорее возобновить торговлю: «Не взвинчивайте цены! Нет лихоимству!» Жители окрестных селений снова везут в город плоды полей и садов, водовозы ездят по улицам день и ночь — дефицитом остается только горючее.
В мечети Абу Мади в старом квартале Индисара врач-ливиец и три медсестры-филиппинки из близлежащего госпиталя еще до штурма обустроили небольшую станцию скорой помощи. В дни боев они помогли более чем ста раненым из числа местных жителей. Один из их пациентов, дождавшись победы, скончался.
Полдень. Сотни мужчин в своей лучшей одежде идут проститься с покойным. Имам говорит о победе, о павших товарищах, но голос срывается. Отключает микрофон, в наступившей тишине слышен его беззвучный плач. Наконец имам продолжает: «Не будем уподобляться Каддафи, ведь мы не такие, как он! Довольно кровопролития! Мы — единый народ».
Потом, на улице, когда гроб с телом загружают в машину, люди наперебой пытаются высказаться. «Мы восстали не потому, что нам было нечего есть», — отмечает один из мужчин, архитектор. «Мы хотели наконец свободно дышать», — убежден другой, лавочник. «Хотели обрести свободу и жить достойно», — добавляет инженер.
На углу улицы раздают первый выпуск газеты: пол-листа А4, без иллюстраций. Как сообщается, Каддафи мог попытаться бежать, переодевшись женщиной. А еще редакция просит воздержаться от вечерней пальбы в воздух. Офицер полиции в штатском пытается выяснить у революционеров на блокпосту, кому он с коллегами теперь подчиняется: хочет вернуться на службу, но только не знает как.
Прямо как в книжке о революции для детей: за падением власти следует попытка восстановить порядок посреди хаоса.
Три угрюмых юнца преграждают вход на одну из частных резиденций Каддафи: «Комитет велел никого не пускать! Такие решения принимаются комитетом!» Им невдомек, что в этот момент они просто копируют тот режим, который ими же свергнут.
Нам бы только сфотографировать дом — при чем тут комитет? «Сорок два, — громогласно вещает один из них, словно это должно разрешить все вопросы, — сорок два года мы были собственностью этого чудища». Когда Каддафи пришел к власти, отец этого человека был ребенком. Система, которую они так ненавидят, наложила на их сознание более глубокий отпечаток, чем они могут подозревать. В эти дни в Триполи нелегко понять, когда и какая эпоха закончилась.
В 1969 году Каддафи и его «свободные офицеры» с поразительной легкостью взяли власть в свои руки. В том же году группа Beatles дала свой последний публичный концерт, Нил Армстронг вступил на Луну, а Вилли Брандт был избран на пост федерального канцлера. Земля продолжала вращаться, и только в Ливии время замерло. В стране над всем довлели Каддафи и аппарат, неустанно работавший на вождя ливийской революции.
Бывший центр прослушки, перед которым в это утро даже не выставлен караул, от электричества не отключили, только демонтировали аппаратуру. В глубине помещения не смолкает писк, сигнализирующий о неполадках в системе. На многометровых полках стоят отчеты агентов и стенограммы подслушанных разговоров. Это сердце государственной паранойи: тысячи досье на реальных и мнимых диссидентов, на ливийских студентов, получавших образование в Саудовской Аравии, на офицеров собственных вооруженных сил. Критика в адрес Каддафи в мечетях собрана в папке «Аль-Каида» — так, будто только это грозное имя может выразить всю чудовищность оскорблений, нанесенных полубогу Каддафи.
Подозрения могли пасть даже на ветер. Запись №5581/2008 на обратной стороне фотографии информирует: необходима проверка, пострадало лицо вождя! Гигантский праздничный транспарант к 39-й годовщине «революции» сорвался. Действительно ли все дело в ветре или это диверсия?
Спецслужбы подозревали всех и каждого. Но не было ничего, кроме власти и привилегий, что обеспечило бы внутреннюю сплоченность режима. Как выяснилось, этого недостаточно. Стенограммы прослушки за апрель и май содержат сведения о наступательных планах мятежников. Однако на тот момент у повстанцев уже были свои информаторы.
Стремительный успех последнего штурма Триполи после долгих месяцев пробуксовки и то, что натовские бомбы точно поражали цели, решающим образом связаны с подпольной работой мужчины, известного под псевдонимом Алева. Спецслужбы Ливии охотились за ним, как ни за кем другим. Под конец его даже задержали, не зная, однако, кто он. Когда ищейки Каддафи это поняли, было уже поздно.
Чтобы встретиться с ним, даже теперь, после свержения Каддафи, приходится не один день уговаривать его недоверчивых соратников. Только после этого капитан Мустафа Ноах, отправленный в отставку в 1992 году за недостаточную лояльность системе, соглашается поговорить. Военный стратег восстания в Триполи в черной футболке и штанах цвета «хаки» впервые приподнимает завесу тайны и рассказывает о подготовке к последнему бою.
Не называя настоящих имен и пользуясь SIM-картами иностранцев, вернувшихся на родину, повстанцы еще в феврале создали своего рода генеральный штаб, поделили Триполи на 18 районов и поручили командирам на местах вербовать тех, кто достоин доверия. В тунисском городке Джерба связные передавали представителям НАТО информацию о перемещении штабов Каддафи.
«Источники в спецслужбах, армии и даже в окружении Каддафи держали нас в курсе событий, — вспоминает Ноах. — Но вплоть до июня у нас была проблема, причем большая. В Триполи мы не могли раздобыть оружие. Вопрос решился, когда Каддафи приказал раздать тысячи стволов». На деньги богатых бизнесменов была организована скупка оружия, и группы революционеров из города стали просачиваться в горы Нафуса, что к западу от столицы. Там около 20 человек прошли обучение по применению электронных систем обнаружения цели.
В результате удалось вооружить 3000 бойцов, но об этом стало известно спецслужбам Каддафи. Они лихорадочно искали Алеву, настоящего имени которого по-прежнему не знали. 21 июля группа революционеров предприняла штурм отеля «Шератон» в престижном квартале Андалус, в ходе которого глава спецслужб Каддафи Абдулла Сенусси получил легкие ранения. Один из задержанных под пытками назвал имя Ноаха. 22 июля его схватили, допрос вел лично Сенусси.
«Это честь, после которой мало кто остается в живых», — рассказывает Ноах. О том, что Ноах и Алева одно лицо, люди Каддафи еще не догадывались. Но Сенусси был против расстрела — дескать, тогда мы от него уже ничего не узнаем.
Тем временем подготовка шла своим ходом. Штурм был назначен на 20 августа. «В НАТО считали, что это рано, — вспоминает Мухаммед Умаиш, координатор «Коалиции 17 февраля» — объединения ряда революционных групп. — Но люди больше ждать не желали». К тому времени силы Каддафи несколько месяцев несли потери в результате бомбардировок. У революционеров родилась простая идея, оказавшаяся гениальной: начать бои по всему городу одновременно. На четвертый день наступил коллапс системы, и Ноах-Алева смог бежать из тюрьмы. Он полагает, что под конец Сенусси обо всем догадался, «однако к тому времени глава спецслужб думал о том, как бежать самому».
Абдулла Сенусси исчез вместе с Каддафи. Его дом в Триполи еще за несколько месяцев до этого натовские бомбардировщики превратили в груду камней. Чтобы взглянуть на развалины, нужно разрешение местного комитета, сообщает страж новой ливийской революции на блокпосту. Приходится возвращаться в мечеть Абу-Мади: здесь расположилась и штаб-квартира районного комитета. Правда, в 10 часов утра никого из начальства на месте нет. Дежурный Мухаммед Раид немного смущенно теребит окладистую бороду: ему неловко. Просит подождать. Ожидание затягивается. Быть может, предлагает Раид, пока поговорите с пленными? Это три женщины, предположительно из дружины Каддафи.
Он ведет гостей в соседнее здание. Входная дверь заперта, дверь в комнату на втором этаже просто прикрыта. Стучит. Три женщины сидят на подушках; работает кондиционер. На остатки легендарной дружины амазонок, охранявших Каддафи, смотреть грустно. Истории похожи одна на другую: дескать, все они здесь по ошибке. Сухаила, самая младшая, 21 года от роду, якобы работала машинисткой в 32-й бригаде сына Каддафи Хамиса. Ханан, самая старшая (32 года), за 50 динаров в неделю (около 30 евро) находилась в штаб-квартире Каддафи в качестве живого щита, автомат Калашникова ей выдали для самообороны. 25-летняя Карима не из Триполи, в столице у нее никого нет, и потому пришлось жить в одной квартире с наемниками из Нигерии в Абу-Салиме.
Раид говорит с ними спокойно — как с нашкодившими детьми: «Возможно, это и так. Но вас задержали с оружием, так что пусть разбирается комитет. Понадобятся свидетели». Тут в комнату врывается рэмбо в полевой форме с автоматом Калашникова и гранатами на поясе — и с ходу набрасывается на иностранных журналистов: «Где у вас разрешение совета на общение с пленными?!»
Но мы ведь и пришли сюда для того, чтобы его получить.
«Для этого требуется разрешение!»
Минутку: мы за ним и пришли.
«Вон отсюда!! Знаю я эту прессу, кто сказал, что вы все не шпионы? Вон!»
Оба они революционеры — и оба такие разные.
Между тем представитель районного комитета уже подошел, им оказался тот самый инженер, который рассуждал о достойной жизни и о свободе. Разрешение на фотосъемку может дать только вновь созданный городской совет, говорит он. Где заседает? Понятия не имею…
***
Источник — https://rus.ruvr.ru/2011/09/12/56032901.html