Как показывает Ливия, наши вооруженные силы сокращаются, но страсть к войне не ослабевает
Британии, как стране, которая непрерывно воюет последние полтора десятилетия, трудно избежать сильных эмоций по поводу того, как ведутся ее войны. Менее двух недель назад британские газеты, освещавшие конфликт в Ливии, писали о «патовой ситуации»; теперь же ограниченный вклад Британии в операцию НАТО в этой стране рассматривается прессой как настоящий внешнеполитический триумф. Такие же судорожные рывки от пессимизма к оптимизму, а порой – и обратно, характеризовали британскую реакцию на все значительные военные кампании последнего времени: от Ирака до Косово и Афганистана.
Невозможно забыть, как в 2001 году, предчувствуя скорую победу, Sun решила свести политические счеты. «Позор предателям» – гласил заголовок необычайно длинной редакционной статьи, опубликованной на следующий день после взятия Кабула войсками Северного альянса, поддерживаемого Британией. Распекая Guardian, Independent, Mirror, New Statesman и «левых» вообще, Sun злорадствовала: «Оппортунисты говорили, что мы не сможем одержать победу до того, как выпадет снег. Они ошибались! Они говорили, что потери союзников будут измеряться сотнями или даже тысячами… Они ошибались! Они говорили, что американцы бомбят тысячи невинных мирных жителей… Они ошибались!» Прошло десять лет, и это ликование кажется сильно преждевременным. И чудовищно провинциальным: жестокая гражданская война, имеющая огромный международный резонанс, была сведена к перебранке на Флит-стрит.
Война – сложная вещь; ее исход часто бывает непредсказуемым — особенно в далеких странах, о которых мы мало знаем. А после того, как в 1945 году мы примирились с европейскими соперниками, а в 1950-1960-е ушли почти из всех колоний, воевать приходиться в далеких и незнакомых странах. Воинственным британским журналистам, рассуждающим о таких конфликтах с безопасного расстояния, обсуждающим после обеда достоинства Армии освобождения Косово или Переходного национального совета Ливии, обоснование и наилучшую военную тактику взаимодействия с ними, следует быть осторожнее.
Но пока они ведут себя иначе. Как правило, британская пресса предпочитает однозначность осторожности и тонкостям. Сокращение финансирования зарубежных корпунктов, продолжающееся не одно десятилетие, угроза прибылям газет со стороны Интернета и, что вполне вероятно, нарастающая национальная интроверсия ведут к тому, что зарубежный контекст наших военных операций становится все более скудным. Кто они, ключевые противники Каддафи? Чего они хотят на самом деле? Каково соотношение светских и религиозных сил? Об этом, видимо, знают только те, кто крайне пристально изучает освещение ливийских событий в последние полгода.
Но в том, что современное британское общество имеет столь карикатурное представление о войне, виноваты не только журналисты. Непонимание войны и военной жизни вообще является более широким.
Бомбежки Британии в 1939-45 годах – последний раз, когда мирные британцы массово испытали на себе ужасы войны – для большинства из нас скорее древняя история, нежели живые воспоминания. Показывая гостям следы от немецкой шрапнели на фасаде моего дома в северо-восточной части Лондона, я ощущаю, что это не более чем местный колорит. Число ветеранов Второй мировой войны – самым младшим из них идет девятый десяток – быстро сокращается.
Даже с воинской обязанностью было покончено почти полвека назад, а вместе с ней из жизни большинства британцев ушел опыт строевой подготовки на плацах в дождливом Уэльсе и дерзких противопартизанских операций в Африке и Азии. В 1944 году 4,5 миллиона британцев носили форму, в прошлом году, по данным министерства обороны, таковых было менее 180 000.
Я вырос в семье с военными традициями, но не сожалею об этой демилитаризации британской жизни. Ни одна страна не угрожает нам вторжением; наши вооруженные силы, как и у большинства здоровых либеральных демократий, должны быть небольшими. Однако вскоре они станут еще меньше: завтра 2 000 военнослужащих должны получить уведомления о сокращении – в ближайшие четыре года в рамках мер по снижению расходов на оборону, предпринимаемых коалицией, за ними последуют еще 20 000.
При том, что армия сокращается, интерес британского общества к военному делу не угасает, а совсем наоборот: политики и рядовые граждане демонстрируют явную страсть к военным, словно солдаты – пожарные, но смелее и в хаки. Джон Кампфнер (John Kampfner) пишет в своей книге «Войны Блэра» (Blair’s Wars), что премьер-министр Тони Блэр «говорил в кругу доверенных лиц о том, как он «уважает этих парней». В частном порядке он противопоставлял их опытность «самодеятельности» политиков». Маргарет Тэтчер, еще один премьер-министр, никогда не служивший в армии, пела оды военным во время войны на Фолклендах.
А вот Дэнис Хили (Denis Healey), заслуженный ветеран Второй мировой войны, однажды со смехом рассказал мне о типичных для армии бардаке и бюрократии. Это было во время войны, вспоминал он: «Меня отправили на вокзал Суиндон заменить пьяного капрала на погрузке эшелона. Без света было очень трудно подсчитать солдат, садящихся на поезд… поэтому я вписал произвольные цифры». Опасаясь, что его подлог раскроют, Хили подошел к другому солдату, ведшему подсчеты на вокзале: «Выяснилось, что он тоже взял цифры из головы».
В 1960-1970-е годы военный антигерой был ходульной фигурой ужасно популярных телешоу и романов: Dad’s Army, M*A*S*H и «Уловка-22». Сегодня мемуары спецназовца Энди Макнэба (Andy McNab) продаются в Британии миллионными тиражами. Поскольку британские репортажи о войне во все больше степени поставляются журналистами, направленными в войска, со всеми соответствующими ограничениями на передвижения и точку зрения, противопоставить что-то героическому видению военного дела становится все труднее. Тем временем, британское движение борцов за мир – еще способное время от времени мобилизовать людей на такие мероприятия, как марш 2003 года против войны в Ираке — с начала восьмидесятых утеряло, как и левые вообще, свое более широкое влияние на повседневную политику.
В результате страна идет на войну слишком легко – обычно лишь горстка парламентариев серьезно анализирует наши военные интервенции (не говоря уже о том, чтобы противостоять им) до того, как они начнутся – и слишком нетерпеливо требует победы. Начиная с событий 11 сентября, десятилетие которых мы уже начинаем отмечать, желание оправдывать и начинать войны быстро и выглядеть безусловным победителем стало центральным импульсом британского правительства – импульсом, который, скорее всего, должен встревожить настоящих ветеранов войны, правивших Британией с 1920-х по 1970-е годы. Даже после мучительных, бесславных кампаний в Афганистане и Ираке Дэвид Кэмерон без труда обрел сторонников своей ливийской авантюры.
Пока он избегает триумфаторских высказываний по поводу ее итогов. Но это, возможно, лишь вопрос времени, особенно, если итоги покажутся более определенными. Грядет ежегодная конференция Консервативной партии, но в том, что внутренняя политика коалиции приносит плоды, убеждено недостаточно избирателей. Премьер-министру, все больше теряющему популярность, может быть трудно устоять перед такими патриотическими темами, как разгром лютого врага Британии Каддафи и демонстрация британского профессионализма — утверждается, что наши «силы специального назначения» сыграли ключевую роль во взятии Триполи повстанцами.
Возможно, мы движемся к тому, что упадок страны впервые с восьмидесятых годов станет общенациональной темой. Но слишком многие из нас полагают, что Британия хотя бы умеет воевать. К Рождеству ожидайте появления в магазинах книг об освобождении Ливии.
***
Источник — Голос России