Из какого сора растут террористы

Кино исследует истоки и следствия страшного явления.

На Питерском кинофоруме спецпрограмма <Кино на пороховой бочке> подводила итог десяти годам, которые с фанатичной регулярностью потрясали мир внезапным, но запрограммированным убийством авиапассажиров, пассажиров поездов и метро, первоклашек, их мам-пап, учителей, театральных зрителей, завсегдатаев кафе. Новый век — новая реальность: смерть с надорванной чекой прячется вот в этом раскрашенном пакете: В кармане вот этой девушки: Итогом <взрывного десятилетия> стал страх, напряженная настороженность, с которой мы смотрим не только на <оставленные предметы>, но друг на друга. Мы сами — оставленные на волю судьбы в общественных местах <предметы>, сидим себе на пороховой бочке, разглядывая взметнувшуюся монетку: орел или решка?

Кино <эры терроризма>, наступившей 11 сентября, в меру отваги, таланта и ответственности, осмысляло эту реальность, исследовало истоки и следствия, пытаясь понять: <Почему?> Лучшие из фильмов этого ряда, основанные на реальных событиях, пытались уйти от черно-белой однозначности. Разобраться в истоках тотальной угрозы.

<Карлос> Оливье Ассаяса — многочасовой байопик о знаменитом террористе Ильиче Рамиресе Санчесе. Назван в честь Ленина, окончил Университет дружбы народов в Москве, отбывает пожизненное заключение. Магнит фильма — внутренне переменчивый герой: взрывчатая смесь романтики и расчета, честолюбия и революционного темперамента. Ильич ласкает любимую гранатой, нежно поглаживает пистолет. Он сам идеальная машина для убийства, используемая палестинцами, Саддамом, Андроповым, леворадикалами, Штази. Ассаяс выявляет внутреннюю солидарность государственного терроризма — одну из ветвей политики.

Терроризм — мощный рычаг, с помощью которого во все времена пытались перевернуть мир. Со времен иудейских cикариев-<кинжальщиков>, убивающих знать, греческих тираноубийц Гармодия и Аристогитона терроризм понимается как возмездие: насилие против насилия. И в этом кардинальная ошибка взявших меч, от него и погибающих. Барбет Шредер в <Адвокате террора> доказывает: терроризм давно перестал быть делом пассионарных одиночек, поставлен на отлаженный конвейер политической борьбы. По статистике, в 75% конфликтных ситуаций целые страны употребляют террористические методы.

Как сломать стереотипы?

Экран пытается многоракурсно отражать новые тенденции. В <Немыслимом> режиссер Грегор Джордан задается вопросом, насколько далеко может зайти борьба с терроризмом. Оправдывает ли благородная цель предотвращения массового убийства нечеловеческие средства, в том числе изощренные пытки? Фильм Джордана в американский прокат не попал. Кино, размышляющее о гуманистических ценностях, сегодня не ко двору. По мнению режиссера Ли Тамахори (одного из создателей бондианы, который привез в Питер свой фильм <Дневник дьявола> о двойнике сына Саддама Хусейна), американцы хотят смотреть экшн про бравых парней в униформе, ловко расправляющихся с врагом: <После 11 сентября есть одно ожидание: найти врага и уничтожить. Известно, что теракт 11 сентября осуществили 29 человек, так называемая <гамбургская ячейка>, при возможном финансовом участии Усамы бен Ладена. Но американцы не могут принять идею о том, что какие-то отдельные люди взяли и разрушили центр Нью-Йорка, руководствуясь собственной системой взглядов. Должен быть масштабный злодей, стоящий за этим, — <Аль-Каида>, Афганистан или Ирак, в который по этому случаю нужно отправить войска. Это политика, но она сильно влияет на американское кино>.

Кинематографисты все же пытаются ломать стереотипы. <Дорога на Гуантанамо>, который в России не выходил ни в прокат, ни на DVD, да и в США шел в ограниченном прокате, — полудокументальная история трех арабских ребят, которых без оснований продержали в тюрьме Гуантанамо, ежедневно выбивая показания о связях с террористами. <Это самоубийство, — говорит Тамахори, — отправиться к голливудским продюсерам с проектом фильма, который хоть как-то пытается анализировать явление. Люди продолжают погибать в Афганистане и Ираке. И усталая публика просто не хочет смотреть это кино>.

Но политика всегда влияла на экран, нуждалась в его поддержке, о чем и говорил наш многоопытный любитель террора Ильич. Любопытно проследить, как меняется восприятие обществом понятия <терроризм>, и как экран — художественное зеркало — отображает его множественные лики. В <Саботаже> (1936) Хичкока герой патологический, сладострастный убийца. Но художественная интуиция автора дает зрителю ключ к пониманию проблемы через метафору: адскую машину через весь город несет ребенок. В <Битве за Алжир>, талантливой кантате в честь повстанцев Джилло Понтекорво, подхлестнувшей деколонизацию стран третьего мира, борьба за независимость ведется с помощью изощренного терроризма. Французских военных днем и ночью убивают <мирные> жители, оружие не без изящества укрыто овощами и зеленью на торговых лотках. Среди фанатов фильма радикалы всех уклонов, а методы повстанцев изучены и реализованы во многих странах, включая наш Кавказ. Именно экран создал благородный образ боевиков ирландского освободительного движения. В <Голоде> Стива МакКуина, повествовании о последних шести неделях жизни Бобби Сэндса, умершего в тюрьме во время голодовки, герой фильма не столько убийца, сколько готовый на подвиг боец ИРА, к тому же член парламента. Терроризм — компенсация слабости или чрезмерного давления государства, но с помощью оружия не решить многовековой проблемы. В удостоенном Каннской пальмовой ветви <Ветре, что колышет вереск> британский классик Кен Лоуч следит за тем, как мирные жители Ирландии превращаются в <бомбистов>, как борьба за свободу оборачивается правом на убийство брата. Библейская метафора бессмысленности насилия.

Целая киноантология посвящена мифу о <Красных бригадах>. <Комплекс Баадера-Майнхоф> Ули Эделя — попытка разобраться в истоках объединения <детей нацистов> во <Фракции Красной армии>, банде <Баадера-Майнхоф>. Недавно Андреас Вайель снял фильм на схожий сюжет <Если не мы, то кто> про мотивации <красного> террора 1970-х и душевный кризис его вдохновителей. Вайель увлечен опытом реконструкции мироощущения послевоенного поколения <детей нацистов> и <врагов своих отцов>. Герои фильмов молоды, романтичны и безбашенны. Симпатии зрителя на их стороне, лозунг <кровь за кровь> в их устах почти убедителен. Мэтр Фолькер Шлендорф в <Легенде Риты> совершает погружение во внутренний мир террористки, освещенный надеждами в духе героики Тельмана и темнеющий в столкновении с реальностью.

<Рай сейчас> Абу-Ассада (<Золотой глобус>) — также история про то, из какого сора растут террористы. Фильм портретирует обыденность беспредельно унизительной жизни Палестинской автономии. Весь уклад ее готовит героев к главной миссии — взорвать себя по ту сторону границы. Унести с собой побольше врагов Аллаха. Тут и до рая недалеко: провод в потном кулаке гарантирует <остановку по требованию>. Нынешний террорист стремится к <звездной> карьере. Кинокамера — оружие массового поражения. Два товарища готовятся к командировке к Аллаху: бороды сбриты, тела вымыты и умащены, их обвязывают взрывчаткой, наряжают в белые рубашки. Все готово для отправки в вечность. Камера, мотор! Юноша с автоматом наперевес зачитывает высокопарное обещание Аллаху. Прощается с родителями: Но камера работает хуже, чем бомбы. Приходится делать дубли. Абу-Ассад, живущий в Амстердаме, показывает терроризм с человеческим лицом, не избежав антиизраильской направленности. Авторы словно спрашивают: если не убивать, то как? Ответственность за происходящее на Ближнем Востоке они возлагают не столько на воюющие стороны, сколько на мировое сообщество, давно подменившее реальную гуманитарную деятельность ее имитацией.

Тут возникает проблема, о которой говорит продюсер <Карлоса> Даниэль Леконт: <Терроризм — тема сложная по двум причинам. Первая — риск идентифицировать себя с персонажем, испытать симпатию к нему. Второй риск — героизация. Для меня это кошмар. Не хочу делать из террориста героя, но не могу избежать симпатии к нему. Если бы террористы не вызывали симпатии, у них ничего бы не получилось. Наша цель — расшифровать террористическую игру, что сложно, потому что они хорошо запутывают следы>.

Прививка ненавистью Самое отвратительное — детское пропагандистское кино. Как иранский мультфильм о палестинском мальчике Абделе, мученике-мстителе, выдергивающем чеку гранаты и прыгающем в грузовик с израильскими солдатами. Это не просто манихейское кино, это прививка ненавистью. Но что-то до боли знакомое мерещится в пламенной интонации фильма: Конечно, не столь прямолинейное, но поющее славу подвигу наше кино о пионерах-героях. Этот шов между терроризмом и героикой подпольщиков порой нащупать не просто. Тем более что многие из вчерашних террористов сегодня возглавляют не только политические партии, но и страны, особенно в Латинской Америке.

После 11 сентября Голливуд занялся терапией, избавлением от коллективной психической травмы. Первой картиной о теракте стал <Рейс 93> Пола Гринграсса. Нацию призывали сплотиться в горе, продемонстрировать миру мужество: пассажиры одного из угнанных самолетов сознательно жертвуют собой. В <Башнях-близнецах> Оливера Стоуна прославляется мужество спасателей, пожарных. От фильмов-памятников Голливуд перешел к политкорректному кино о борьбе американцев с извергами-террористами. Сегодня о терроризме снимают кино во всех жанрах, даже комедии, как <Четыре льва> о четырех лондонских арабах, мечтающих прославиться в качестве шахидов. А посмотрите на жанровое кино. Его храбрые герои довольно часто прибегают для решения благородных задач к методам отъявленных террористов: в <Крепких орешках> захватывают небоскреб и аэропорт, в <Скале> берут заложников и похищают химическое оружие, в недавнем комиксе <Люди икс: первый класс> супергерои-мутанты пробираются на подмосковную резиденцию самого главного советского генерала (напялив на голову ушанки).

Вспомним, что латинское terror означает <страх>, <ужас>. Страх лечится, его нельзя замалчивать. Согласно Хайдеггеру, <ужасом приоткрывается ничто>. Экран пытается это <ничто> заполнить эмоцией.

<Что случилось с Западом? — вопрошает философ-неомарксист Славой Жижек. — После 9.11 больше всего поразило, что террористы готовы расстаться с жизнью ради идеи и веры. Неужели на Западе уже нет людей, понимающих это, готовых умереть за идеалы?> Нет ответа. Мысль Жижека в Петербурге развил Кшиштоф Занусси: <Терроризм имеет приглашение со стороны общества, ни во что не верящее, желающее лишь жить удобно и богато. Мы должны задуматься о том, что есть меньшинства, у которых сильная мотивация, а у огромного большинства мотивация крайне слабая. Люди не готовы ничем жертвовать ради защиты гуманитарных ценностей и достижений человечества, которые мы имеем>.

P.S. Об отклике отечественного кино на взрывоопасную тему следует говорить особо. Отметим только, что сразу после убийства Бен Ладена в США затеяны две картины о террористе № 1. У нас ни о Беслане, ни о Норд-Осте, ни о взрывах в метро фильмы не снимаются. А значит, наш страх остается один на один с каждым из нас.

***

Источник — Новая Газета