Человек, который потряс мир
Это было жарким июльским вечером 1996 года. В моем бейрутском кабинете зазвонил телефон и состоялся один из самых необычных разговоров за все время моей работы иностранным корреспондентом. «Мистер Роберт, один друг, с которым вы познакомились в Судане, хочет вас видеть», — произнес мужской голос по-английски, но с арабским акцентом. Я спросил, тот ли это, о ком я подумал. «Нет, нет, мистер Роберт, я имею в виду того, у кого вы брали интервью. Понимаете?» Да, я понял. И где же можно с ним встретиться? «Там, где он сейчас находится». Я знал, что, по слухам, бен Ладен вернулся в Афганистан, но подтверждения этого у меня не было. Как же его увидеть? — спросил я. «Езжайте в Джалалабад, с вами свяжутся», — ответили мне.
Прошел месяц. «Тук-тук-тук». Такое ощущение, что колотят прямо по голове. «Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук». Я встал с кровати. Кто-то стучал связкой автомобильных ключей по окну моего номера в гостинице «Спингхар». «Мисссстер Роберт, — настойчиво шипел чей-то голос. — Мисссстер Роберт». Да-да, я здесь. «Пожалуйста, спуститесь, вас хотят видеть». До меня медленно дошло, что обращавшийся ко мне, вероятно, пробрался наверх по старой пожарной лестнице. Я оделся, взял куртку — у меня было такое ощущение, что мы будем ехать всю ночь — и чуть не забыл свой старый «Никон». Я прошел насколько мог спокойно мимо стойки регистрации и вышел на улицу. Стоял полуденный зной.
Мужчина был одет в грязно-серый афганский халат и маленькую круглую шапочку из хлопка, но он был арабом и уважительно приветствовал меня, взяв мою правую руку обеими своими. Он улыбнулся, назвался Мохаммедом и сказал, что отведет меня. «К Шейху?» — спросил я. Он еще раз улыбнулся, но промолчал.
Я шел с Мохаммедом по пыльной главной улице Джалалабада, пока мы, пройдя сквозь покосившиеся ворота со ржавой красной звездой, не приблизились к группе боевиков, сидевших в пикапе среди руин бывшей советской базы, усеянной остовами боевых машин. В кузове пикапа было трое мужчин в афганских шапках. Один из них держал автомат Калашникова, другой — гранатомет и шесть гранат к нему, скрепленных скотчем. Третий, с патронной лентой на шее, поглаживал пулемет. «Мистер Роберт, это наша охрана!» — спокойно сказал водитель, словно нет ничего банальнее, чем отправиться жарким летним днем в горы афганской провинции Нангархар в сопровождении этих бородатых бойцов. На плече афганца, сидевшего рядом с водителем, то и дело потрескивала рация — сзади ехал еще один пикап, набитый боевиками.
Перед самым отъездом Мохаммед вместе с водителем выбрались из машины, отошли в тень и начали молиться. В течение пяти минут двое мужчин стояли на коленях, обратившись в сторону Мекки, лицом к далекому Кабульскому хребту. Мы ехали по разбитому шоссе, а затем свернули на грунтовку, проходившую вдоль ирригационного канала. Оружие, лежавшее в кузове, гремело на кочках; охранники, лица которых были закрыты клетчатыми платками, внимательно смотрели по сторонам. Так мы ехали несколько часов, мимо сел с полуразрушенными глинобитными домами, долин и черных скал, и казалось, что мы находимся на другой планете.
В сумерках мы миновали несколько деревень, густо застроенных глиняными домами. Старики жгли костры у дороги, между домами мелькали тени афганок, закутанных в бурку. Здесь боевиков было больше и все эти бородачи широко улыбались при виде Мохаммеда и нашего шофера. Приехали мы уже ночью, остановившись в саду, где стояли деревянные диваны, накрытые грудами армейских одеял, связанных ремнями и тесьмой, а из темноты то и дело появлялись вооруженные мужчины: кто с автоматом, а кто — с пулеметом. Это были арабские моджахеды, арабские «афганцы», осуждаемые президентами и королями половины арабского мира и Соединенными Штатами Америки. Очень скоро они станут известны миру под именем «Аль-Каида».
Мохаммед позвал меня за собой, и мы, обогнув небольшую речушку и перепрыгнув через поток, прошли, отмахиваясь от мошкары, сквозь тьму и увидели чадящую керосиновую лампу. За ней сидел высокий бородатый мужчина в саудовском одеянии. Усама бен Ладен встал, по бокам стояли его сыновья Омар и Саад. «Добро пожаловать в Афганистан», — сказал он.
Теперь ему было сорок, но выглядел он гораздо старше, чем во время нашей последней встречи в суданских песках в конце 1993 года. Он подошел ко мне. Высокий, стройный, он возвышался над своими соратниками. Вокруг его узких глаз появились новые морщины. Он похудел, его борода, чуть затронутая сединой, стала длиннее. На белую робу был надет черный жилет, а на голову — куфия в красную клетку. Он казался уставшим. Когда он справился о моем здоровье, я сказал, что проделал большой путь, чтобы увидеть его. «Я тоже», — глухо сказал он. Вокруг него ощущалась некая отчужденность, которой я раньше не замечал, словно он внимательно исследовал природу своего гнева; когда он улыбался, его взгляд падал на 16-летнего Омара — круглые глаза, темные брови и такая же куфия — а затем переносился в жаркую тьму, где его вооруженные боевики патрулировали окрестность.
Всего за 10 дней до этого в жилом комплексе базы ВВС США в пригороде саудовского города Дахран Эль-Хубаре прогремел взрыв, и наша беседа проходила в тени гибели девятнадцати американских военнослужащих. Бен Ладен четко знал, что хочет сказать. «Не так давно я советовал американцам вывести войска из Саудовской Аравии. Теперь мы бы хотели дать такой же совет правительствам Британии и Франции — ведь то, что случилось в Эр-Рияде и Эль-Хубаре, показало, что цели были выбраны совершенно осознанно. Люди, совершившие это, нанесли удар по своему главному врагу, то есть, по американцам. Они не трогали ни второстепенных врагов, ни своих братьев из армии или полиции Саудовской Аравии… Таков мой совет правительству Британии». Он сказал, что американцы должны уйти из Саудовской Аравии, уйти из Залива. То «зло, которое творится на Ближнем Востоке», вызвано попытками Америки захватить регион и ее поддержкой Израиля. Саудовская Аравия превратилась в «американскую колонию».
***
Бен Ладен говорил медленно, тщательно подбирая слова; один из его сопровождающих – египтянин, словно писец в Средние Века, при свете лампы заносил все сказанное в большую тетрадь. «Это объявление войны не Западу и не жителям Запада, а американскому антинародному правящему режиму». Я прервал бен Ладена: в отличие от арабских стран в Америке народ сам выбирает свое правительство, и считает, что оно его представляет. Бен Ладен пропустил мою ремарку мимо ушей – надеюсь, что пропустил. Ведь позднее его война оберется гибелью для тысяч мирных американцев. «Взрыв в Аль-Кхобаре – не реакция на американскую оккупацию как таковую, — продолжил он, — а результат действий американцев против мусульман в Палестине и Ливане, резни в Сабре и Шатиле, в Кане, а также конференции в Шарм-аль-Шейхе».
Но на самом деле бен Ладен хотел поговорить о Саудовской Аравии. Со времен нашей встречи в Судане, заметил он, ситуация в королевстве ухудшилась. Улемы – религиозные лидеры – объявили в мечетях, что присутствие американских войск в стране неприемлемо, и правительство «по указке американцев» предприняло действия против этих улемов. По словам бен Ладена, предательство народа Саудовской Аравии началось за 27 лет до его рождения – в 1932 году, когда Абдель Азиз ибн Сауд провозгласил создание объединенного королевства: «Режим сначала действовал под флагом введения законов шариата, и из-за этого лозунга все жители Саудовской Аравии помогали династии Саудитов захватить власть. Однако Абдель Азиз не ввел шариата: страна стала собственностью его семьи. Затем, после того как в Саудовской Аравии обнаружили нефть, у правящего режима появилась еще одна точка опоры – деньги, позволявшие сделать людей богаче, дать им те услуги и уровень жизни, которых они хотели, чтобы они были довольны». Бен Ладен пожевывал уже знакомый мисвак – палочку для чистки зубов; почти все, что он говорил, касалось истории – или его собственной версии прошлого. Королевская семья Саудовской Аравии обещала народу шариатское право, и в то же время позволяла Соединенным Штатам «вестернизировать страну и высасывать все соки из ее экономики». Бен Ладен обвинил Эр-Рияд в том, что он потратил 25 миллиардов долларов на поддержку Саддама Хусейна в ходе ирано-иракской войны и еще 60 миллиардов на финансирование военной операции Запада против Ирака в 1991 году, что он «закупает военное снаряжение, не нужное стране и не приносящее ей никакой пользы, приобретает самолеты в кредит» — и это в то время, когда в Саудовской Аравии не решена проблема безработицы, налоги высоки, а экономика на грани банкротства. Впрочем, поворотным моментом, по мнению бен Ладена, стал 1990 год, когда Саддам вторгся в Кувейт: «Когда американские войска появились в Саудовской Аравии, – стране, где находятся два священных города мусульман – против этого резко протестовали улемы и исламские ученые-правоведы. Эта большая ошибка правящего режима – приглашение американских войск – вывела его на чистую воду. Стало ясно, что он поддерживает государства, ведущие войну против мусульман».
Бен Ладен сделал паузу, чтобы убедиться, что я внимательно слушаю его подробную – хотя и тревожно выборочную – лекцию по истории. Затем он продолжил: «Теперь народ Саудовской Аравии вспомнил, что ему говорили улемы, и понял, что Америка – главная причина его проблем. . . простые люди знают, что их страна занимает первое место в мире по добыче нефти, но при этом страдают от высоких налогов и некачественной работы государственных служб. Люди осознают смысл того, что говорят улемы в мечетях: наша страна превратилась в американскую колонию. То, что произошло в Эр-Рияде и Аль-Кхобаре – четкое свидетельство возмущения народа действиями Америки. Сегодня народ Саудовской Аравии знает: его подлинный враг – Америка». Для бен Ладена свержение режима Саудитов и изгнание американских войск из королевства – два аспекта одного целого. Он утверждал, что подлинные религиозные лидеры Саудовской Аравии – одним из которых он несомненно считает себя самого – вдохновляют народ, и он сам выгонит из страны американцев, что этот народ – до сих пор считавшийся богатым и послушным – может нанести удар по Соединенным Штатам. Тогда в это трудно было поверить.
Порой бен Ладен замолкал на целую минуту, обдумывая очередную реплику. Большинство арабов, если им задает вопрос журналист, говорят первое, что им придет в голову из боязни показаться несведущими. Бен Ладен не таков. Его личность вызывает тревогу, ведь он обладает тем свойством, что побуждает людей развязывать войны – полной убежденностью в своей правоте.
Бен Ладен задал мне тот же вопрос, что можно услышать от любого палестинца на оккупированных территориях: разве европейцы не сопротивлялись оккупантам во время Второй мировой? Я ответил: ни один европеец не согласится с этим аргументом применительно к Саудовской Аравии – ведь нацисты убили в Европе миллионы людей, а кого убили американцы в его стране? Подобная аналогия неверна ни в историческом, ни в нравственном смысле. Бен Ладен со мной не согласился: «У нас, мусульман, есть мощное ощущение общности. . . Мы сочувствуем нашим братьям в Палестине и Ливане. . . Когда в Палестине убивают 60 евреев [он имел в виду действия террористов-смертников], весь мир тут же выступает с критикой подобной акции, но гибель 600000 иракских детей такой реакции не вызвала». Это было его первое упоминание об Ираке и санкциях ООН, результатом которых, по признанию самих ооновских чиновников, могла стать смерть пятисот с лишним тысяч детей. «Убийство иракских детей – это крестовый поход против ислама, — заявил бен Ладен. – Нам, мусульманам, не нравится иракский режим, но мы считаем иракский народ, иракских детей своими братьями, и нас волнует их будущее». Тогда я впервые услышал от него слова «крестовый поход».
***
К востоку от лагеря бен Ладена уже давно началась гроза: мы видели яркие оранжевые вспышки молний над горами у границы с Пакистаном. Он, однако, подумал, что это артиллерийский огонь – одно из бесконечных столкновений между моджахедами после окончания войны с Советами, приводящих его в уныние. Бен Ладен все больше проявлял беспокойство. Он прервал нашу беседу, чтобы помолиться. Потом несколько вооруженных молодых людей подали обед – расставили прямо на соломенном матрасе пиалы с простоквашей, сыр, лепешки, принесли еще чаю. Бен Ладен сидел в окружении сыновей – молча, сосредоточившись на еде.
Я заметил: теперь, после Судана, для него осталась только одна страна на земле – Афганистан. Бен Ладен согласился: «Афганистан сейчас самое безопасное для меня место в мире». Я уточнил свою мысль: это единственная страна, откуда он может вести свою кампанию против властей Саудовской Аравии. Бен Ладен и несколько его боевиков-арабов дружно расхохотались. Потом он ответил: «Нет, есть и другие страны». Какие, допытывался я – Таджикистан? Узбекистан? Казахстан? «У нас есть близкие друзья и братья в нескольких странах – там мы можем найти безопасное убежище». Я сказал бен Ладену без обиняков: за ним уже ведется охота. «Опасность – часть нашей жизни», — тут же парировал он.
Все чаще поглядывая на вспышки в небе, он заговорил со своими людьми: я уловил слово «амния» (безопасность). Теперь гром действительно напоминал орудийные залпы. Каким бен Ладен хочет видеть исламское государство? Будут ли в этом шариатском государстве отрубать ворам и убийцам руки и головы, как сейчас с ними поступают в Саудовской Аравии? Ответ меня не удовлетворил: «Ислам – это религия, содержащая все детали, нужные для жизни. Если истинный мусульманин совершил преступление, он будет только рад понести справедливое наказание. Это не жестокость. Эти наказания идут от Аллаха через пророка Мухаммеда, да пребудет с ним мир». Возможно, Усама бен Ладен – инакомыслящий, но умеренными его взгляды никак не назовешь. Я попросил разрешения сфотографировать его, и пока бен Ладен обсуждал это со своими соратниками, набросал в записной книжке фразу, которая войдет в заключительный абзац моего репортажа о встрече: «Усама бен Ладен убежден, что сегодня он – самый грозный противник саудовского режима и американского присутствия в Персидском заливе. И обеим странам, пожалуй, следует считать его таковым». Ох, недооценил я этого человека.
Наконец он сказал: да, я могу сделать снимок. Я вытащил фотоаппарат из футляра и под бдительным взглядом вооруженных телохранителей заправил в него пленку. Без предупреждения бен Ладен откинул голову назад и на его лице – наряду с убежденностью и оттенком тщеславия, что вызвали у меня такую тревогу – появилась легкая улыбка. Он подозвал сыновей – Омара и Саада. Те уселись рядом с ним, и, делая еще несколько снимков, я увидел другого бен Ладена – гордого отца, главу дома, араба, наслаждающегося обществом родных.
Потом он снова забеспокоился. Гром теперь гремел беспрестанно; к нему примешивался треск автоматных очередей. Он заявил, что мне пора уходить – но я понял, что это ему пришло время раствориться в афганской степи. Когда мы пожимали друг другу руки на прощание, он уже искал взглядом охранников, чтобы скорее отправиться в путь.
***
Данная статья – отрывок из книги Роберта Фиска «Великая война за цивилизацию» (‘The Great War For Civilisation’)
Источник — Голос России