Я устал
Эрик Л. Хэни был одним из основателей «Отряда Дельта», армейского элитного антитеррористического подразделения. Его опыт, включавший попытку освобождения американских заложников в Иране в 1981 и вторжение в Гренаду в 1983, сделал его циничным по отношению к политике, из-за которой его группу посылали на некоторые задания.
Наши оперативники были рассеяны по всем местам земного шара, где только можно было найти неприятности. Но ни одно из этих мест не выглядело так безысходно, как Центральная Америка. В то время Гондурас был лишь немногим больше, чем просто большая американская база. У нас были впечатляющая база ВВС и временная база в Сото Кано Филд в центре страны. А ещё – большой тренировочный лагерь на берегу Карибского моря вблизи городка Трухилло, про который мало кто знал. Там американские советники из состава зелёных беретов тренировали боевые части из Гондураса, Сальвадора и Гватемалы. Оффшор на Сван Айландс использовался для поддержки скрытых операций в Никарагуа.
Инженерные части армии и национальной гвардии США строили аэродромы, дороги и, самое главное, колодцы по всей стране. Гондурас – страна довольно засушливая, там мало рек и ручьёв. Поэтому перед инженерными частями была поставлена задача бурить большие колодцы в стратегически важных точках по всей стране. После соответсвующей проверки колодцы консервировали на будущее, таким образом, чтобы местные жители не могли их использовать. Этих колодцев, как и других воздвигнутых сооружений, было достаточно для поддержки деятельности всей армии США – на случай возможного полномасштабного вторжения.
Но и оппозиция не просиживала штаны. Советы вели пристальное наблюдение через свои спутники, они видели все наши ходы и делились информацией со своими клиентами в регионе.
Сандинисты, при поддержке кубинцев, вели очень активные разведывательные и подрывные действия в Гондурасе. Их усилия были особенно эффективны в национальном университете, так как значительному количеству студентов не нравилось ни присутствие американцев в их стране, ни, как говорили некоторые, американское доминирование над правительством Гондураса. Страсти накалялись, тогда и случилось одно из определяющих событий. Одно из тех событий, которые вызывают неожиданные действия и приводят к неожиданным результатам.
В Гондурасе было с полдесятка группировок, которые хотели стать партизанами. Небольшие и неэффективные, они вошли в контакт и с кубинцами, и с сандинистами и попросили их о поддержке. Политика кубинцев была очень трезвая: они оказывали поддержку такого сорта, но только в случае объединения всех диссидентских группировок. Куба не собиралась иметь дело с разобщенными и конкурирующими друг с другом группировками.
В течение полутора лет я вплотную наблюдал за ситуацией и не ожидал обострения. Но тут произошло нечто, что я не мог и представить. Гондурасские группировки договорились между собой. Мы не успели и глазом моргнуть, как более трёхсот гондурасских повстанцев прошли через Никарагуа, направляясь на Кубу для углублённых военных тренировок.
Ситуация начала становитьсясерьёзной. В течение нескольких месяцев гондурасские военные жаловались, что сандинисты посылают свои патрули через границу. Но каждый раз, когда мы советовали направить несколько групп наших следопытов в пограничные зоны, начальник штаба гондурасской армии генерал Густаво Альварес выступал против этого. (Несколькими годами позже Альварес будет искать поддержки Чарли Беквита в проведении переворота в Гондурасе. Беквит быстро сообщил об этом ФБР и Альварес был арестован и осужден).
Я был практически уверен, что понимал желания Альвареса. Он быстро научился высасывать деньги из гринго: надо только громко заявить об угрозе на границе, и деньги потекут рекой. Он уже ездил по Тегучикальпе на огромном бронированном Мерседесе, и было известно, что он приобрел несколько приличных вилл, которые населил своими многочисленными любовницами. Также у него были внушительные счета в иностранных банках.
Может быть, это произошло из-за того, что гондурасские повстанцы провели на Кубе слишком долгое время, а может, из-за того, что мы отвлеклись на серию угонов самолётов на Ближнем Востоке. Как бы то ни было, все, включая меня, были пойманы врасплох, когда только что обученный и полностью боеспособный отряд партизан пересёк гондурасскую границу и вернулся на родину. Мы учитывали такую возможность и не теряли времени даром даже в такой ситуации. Меня, уже в который раз, бросили заткнуть дыру.
Та операция была долгой и ужасной. Мы настигли партизанский отряд через восемь дней преследования. После почти непрерывных боевых действий, мы, наконец, заблокировали их на одинокой гондурасской горе.
Я командовал подразделением, состоявшим из гондурасского спецназа, следопытов из племени Чёрных Карибов и двух команд из моего отряда Дельта. После того, как следопыты обнаружили партизан, я день и ночь держал снайперские пары «наблюдатель – стрелок» у партизан на хвосте, не давая им отдыха. Я постоянно посылал небольшие отряды по сторонам и по ходу следования партизан и атаковал их из засад с дальнего расстояния на каждом повороте. Снайперы убирали отставших и зазевавшихся. Вода была одним из основных факторов в этой операции, поэтому надо было следить, чтобы воды у партизан не было. Каждый раз, когда они пытались наполнить фляги в каком-нибудь маленьком грязном ручейке или в ручье побольше, мы их там уже ждали и без жалости валили их из пулемётов.
Они сопротивлялись отчаянно, стараясь сбросить наше преследование. Но их действия становились все менее координированными и эффективными, так как партизанский отряд слабел из-за боевых потерь, больных и дезертиров. И в то время как их силы уменьшались, я гнал их от возможно спасительной границы вглубь самой удалённой и недружелюбной местности.
Я припас для них это место и сделал так, чтобы оно казалось им лучшим из всех других, ещё худших, вариантов. Они купились на уловку. Мы специально открыли им путь к той горе и, когда партизаны укрылись на ней, я затянул приготовленную для них петлю окружения и медленно выдавил их к самой вершине.
Когда партизаны пересекли границу, их было около трехсот. Теперь же, после всех потерь от непрерывных боевых действий и дезертирства, по моим подсчётам, в их оборонных порядках осталось не более шестидесяти человек. И эти оставшиеся были слабы и деморализованы.
Но и мой отряд был не в самой лучшей форме. Мы выкладывались полностью, спали мало и постоянно вели боевые действия в ужасно трудной, выжженной солнцем местности. Но у нас хотя бы была вода, пища, боеприпасы в достатке и вьючные животные для тяжёлых грузов. И, самое главное, у нас были и инициатива, и надежда.
У партизан ничего этого не было. Они очень надеялись на сброс припасов самолётом из Никарагуа, но этому не суждено было произойти. К тому времени партизанский командир должен был уже понять, что штаб списал его со счёта. И теперь, когда развязка уже близка, он будет либо пытаться прорвать кольцо, крепко оцепившее его отряд, либо примет свою судьбу. Но и в том, и в другом случае, он будет все ещё очень опасным противником.
Дважды в течение ночи партизаны предпринимали попытки прорваться из окружения, и дважды мы отбрасывали их назад. Это было благородным усилием с их стороны, но обе атаки были проведены плохо. В итоге, это вылилось лишь в невосполнимые потери боеприпасов и людей.
После того, как мы отбросили их во второй раз, я приказал своему подразделению приготовиться к завершающей атаке на рассвете. С самого начала я получил задание окружить этот отряд и полностью его уничтожить. Это было стандартной тактикой того времени. Слишком уж часто пленные становились поводом для переговоров или новых террористических акций. С мучениками всегда было меньше проблем, чем с живыми врагами.
Пока тянулись часы и минуты перед рассветом, я обходил наши позиции, говорил с каждым подразделением и давал им последние инструкции. Я подбадривал моих вымазанных в грязи, измученных ребят, превознося успехи каждого подразделения. Я говорил им: «Еще один, последний, рывок и мы покончим с этим неприятным делом. Потом мы вернёмся на базу и напьёмся пива до отключки, всё за мой счёт».
Гондурасцам особенно нравилась заключительная часть моего послания. Эти скромные ребята небольшого роста были отличными бойцами. Справедливое отношение и хорошее командование вот и всё, что им было нужно, чтобы сделать дело на высочайшем уровне. И я был рад, что они на нашей стороне.
Я предупредил командиров подразделений, что по сигналу к атаке я хочу чтобы они двигались вперёд медленно и осторожно: спешить было незачем. Бойцы должны были перемещаться от укрытия к укрытию, держаться поближе к земле и уничтожать всё впереди себя. Не открывться без нужды – это верный шанс быть подстреленным. Не брать пленных, и не рисковать зря.
Наконец, наступило время атаковать. Мы начали, как только на востоке показалась заря этого нового, а для некоторых из нас – последнего, дня. Атака развивалась, как по учебнику. Одно подразделение бросалось вперед как ядовитая змея, в то время как остальные из укрытий прикрывали наступавших убийственным ливнем свинца. Потом первое подразделение залегало, а другое покидало укрытие, чтобы атаковать противника.
Убийственные, но в то же время завораживающе-прекрасные струи пулемётного огня рассекали эту небольшую вершину на уровне колена, уничтожая всё и вся на своем пути. Земля дрожала от разрывов ручных гранат, выискивающих расщелины и ямы, в которых люди отчаянно цеплялись за жизнь. Облако пыли поднялось к небу и снова опало к земле, покрывая и друзей, и врагов.
Мы сжимали наши змеиные кольца всё туже и атаковали с яростью дикарей. Мы душили остатки наших противников постепенно и безостановочно. Они больше не могли убежать, у них больше не оставалось места, где спрятаться.
Ещё через час все было кончено. В течение всего боя я выискивал глазами командира партизан, ожидая, когда он откроется. Наконец, я его заметил. Он вместе со своим радистом предпринимал в последнюю отчаянную попытку собрать разобщенные остатки своего отряда. Я вскинул к плечу свою винтовку, подождал, чтобы прицел стабилизировался чуть ниже его уха, нажал на спуск, и попал ему в шею. Когда пуля настигла его, он упал так быстро, что показалось, что он пропал. Огонь двух пулемётов сошелся на как раз на том месте, где его только что видели.
Через мгновение после падения командира сопротивление партизан прекратилось. Но я приказал пулемётам вести огонь ещё несколько минут, и крикнул бойцам, чтобы те продолжали кидать гранаты в плохо простреливаемые и мертвые зоны. Через несколько минут, после того как движение и ответный огонь противника замерли, я скомандовал: «Прекратить огонь!»
Когда взорвалась последняя граната и разом прекратился огонь, выжившие прислушались, перевели дыхание и подивились тому, что они всё ещё живы. Я осторожно поднялся на ноги и осмотрел изуродованную землю. Мои бойцы лежали в готовности и перезаряжали оружие. Пулемётчики сменили стволы пулемётов и заправили свежие ленты. Ничто больше не двигалось. Но мы ещёне закончили.
По радио я приказал подразделениям оставаться в готовности и закрепиться на занятых позициях. Джимми Мастерс взял взвод гондурасцев и пошёл зачищать позиции партизан. Мне же предстояло принять донесения о закреплении на позициях только после того, как боевая задача будет полностью выполнена.
Когда Джимми повёл своих людей вперёд, я прихватил своего радиста и переместился так, чтобы присоединиться к группе Джимми в центре партизанской позиции. Я хотел найти тело командира партизан до того, как его найдут другие.
У меня была информация о том, что командир был гражданином Америки, переметнувшимся к сандинистам. Я должен был доставить его тело, как и тела всех командиров отряда, обратно в Тегучикальпу для подтверждения их личностей. Остальных партизан следовало похоронить на месте.
Тишину разорвали несколько разрозненных выстрелов: это гондурасцы приканчивали раненых партизан. Секретные войны президента Рейгана в Центральной Америке всегда были беспощадными…
Я нашел тело командира партизан рядом с телом его радиста. Оба были мертвы. Радист умер тяжело: ему досталась пулемётная очередь. Его левое бедро было разодрано до кости, а его фиолетово-серые кишки выпали из разорванного живота. Кольца кишков свисали между его грязных пальцев на землю. Он умер, пытаясь не дать им выпасть. На вид ему было лет шестнадцать, у него было лицо мальчика, который ещё ни разу не брился.
Командир партизан рухнул на землю, подмяв под себя левую руку и вывернув голову направо. Маленький черный синяк на правой стороне шеи показывал, куда попала пуля: она сломала ему шею и он умер мгновенно. Крови почти не было.
Я посмотрел на него некоторое время, потом присел перед ним на корточки. Я положил свою левую руку на его плечо. Перед тем как перевернуть его и осмотреть тело более подробно, я прочёл про себя молитву за всех нас здесь, на вершине этой горы, и за живых, и за мёртвых.
Это ужасное чувство – касаться ещё теплого тела человека, которого ты убил. Ощущение такое, будто Господь смотрит на тебя в сильный микроскоп, изучая все потаённые места твоей души. Это момент грусти, торжества и полного одиночества. Этот момент стирает разницу между людьми.
Этот человек больше не был моим врагом. Теперь он был моим братом. На самом деле, он всегда им и был, а сейчас я стал инструментом его смерти. А теперь для него всё кончено: все его желания, надежды, планы на будущее, какими бы они ни были, уже никогда не сбудутся.
Боже Всевышний, как я устал. Мне было всего тридцать с небольшим, но я чувствовал себя несущим бремя девяностолетнего.
Я перевернул его на спину. Прежде чем поискать его документы, я внимательно посмотрел на него. При жизни он был красив. Он был сложен, чтобы быть солдатом: среднего роста, жилистый, с широкой грудью и плечами. Закрывая его остекленевшие глаза, я всмотрелся в его покрытое грязью и порохом лицо.
Джимми как раз закончил зачистку. Расставив своих людей, он подошёл к месту, где я стоял на коленях в грязи. Подняв руку, я остановил его, прежде чем он начал свой доклад.
«Джимми, посмотри внимательно и скажи мне, видел ли ты этого человека прежде?» – спросил я, перебирая бумаги, найденные в карманах трупа. Я достал никарагуанское военное удостоверение личности.
«Боже, Эрик. Знаешь, кто это? Это же Кики Саенц. Ты же помнишь его, не так ли? Он был в одном тренировочном классе зелёных беретов со мной и вместе с нами проходил отбор в Дельту. Я слышал, что его направили обратно в 3-й батальон 7-ой группы зелёных беретов в Панаму».
Я перевернул удостоверение и прочел указанное на лицевой стороне имя: капитан Энрике Едуардо Саенц-Херрера.
Энрике Саенц-Херрера, старший сержант зелёных беретов США. Я помню его по отбору: он был тихим и компетентным парнем. Профессионалом. Мне не представилось узнать его близко, но я разговаривал с ним несколько раз с удовольствием. Теперь я вспомнил, на отборе его отсеяли в «День исчезновений». А теперь его нет. Он мертв. На этой богом забытой, совершенно ничем не выделяющейся горе, в отдаленной и абсолютно никчёмной части света. И это я убил его.
Что-то во всём этом было неправильно, и я начал чувствовать себя грязным и цинично использованным. Некоторые маленькие несуразности этой операции начали выстраиваться в моём мозгу в картинку. Например, почему ЦРУ так настаивало на этой операции и почему нам не придали других средств поддержки.
Добиться удовлетворительных ответов от этих парней можно далеко не всегда, но я был уверен на все сто, что серьёзно поговорю про эту операцию с резидентом ЦРУ по возвращении в Тегучикальпу. Но сейчас у нас ещё оставалось много работы, и мне нельзя было было продолжать терять время на обдумывание этого разговора.
Я подозвал командиров подразделений и выслушал их доклады. У нас было несколько тяжелораненых, но, по счастью, не было убитых. Санитары занимались ранеными, а команда Джимми уже расчищала место для посадки. Я поручил одной команде похоронить мертвых партизан, а затем приказал моему радисту послать кодированный доклад, что задание выполнено, и вызвать нам вертолёты.
Мои глаза пульсировали болью, в висках стучало. Я вытащил свою последнюю флягу и напился теплой, как моча, воды. Потом поднял голову вверх и медленно вылил на неё остатки воды. Затем я вытер грязную жидкость со своего лица и почувствовал, как тёплые ручейки пробежали по моей груди и впитались в мой до отвращения грязный камуфляж. Я не курил уже много лет, но сейчас мне очень хотелось сигарету.
Когда я встал на ноги, мои колени хрустнули. Я смотрел на этот покрытый воронками, странно мирный кусок Земли. Единственными звуками, которые я слышал своими еще гудящими от рева боя ушами, было мерное позвякивание сапёрных лопаток, роющих братскую могилу в каменистой почве.