«Маленькая» трагедия
Есть войны справедливые. Есть преступные. Есть ожесточённые, и есть «тихие». Но обычно за сводками о ходе боевых действий скрыты отдельные «маленькие» трагедии. Трагедии отдельных людей, которые редко кто замечает.
Людям свойственно говорить: «Давайте подавим их танками! Давайте разгромим врага в пух и прах!» Но при этом они часто забывают, сколько боли принесёт это таким же, как они. А, может быть, и им самим.
А Абхазии, во многих семьях, стоят ряды фотографий в траурных рамках. С них смотрят те, кто не вернулся с последней войны, кто не пережил её. И каждая такая фотография — трагедия. Но не о них сейчас пойдёт речь.
В районе Келасури жила женщина. Ивета. Грузинка. Работала геологом, растила сына. Пока не случилась беда. Её геологическая экспедиция попала под лавину. Муж Иветы погиб, а ей оторвало ноги.
Но сильная женщина сумела подняться. Научилась заново ходить на протезах. Да так, что только трость выдавала её инвалидность.
Моя прабабушка очень дружила с Иветой. Бабушка учила её сына, Зурика.
Незадолго до войны Зурик помогал нам по огороду. Доставал картошку на рассаду — в позднеперестроечной Абхазии и с этим возникали проблемы.
Но однажды всё изменилось. Союз рвало на части. И процесс этот перекинулся и на те республики, которые совсем недавно требовали независимости. Ну а во времена старта бандитских девяностых абсолютным решением любых проблем виделось применение силы. И однажды танки Госсовета Грузии вошли в Абхазию. Началась война.
Потом пошла мобилизация населения. Зурик, поначалу, скрывался — воевать против вчерашних соседей не хотел. Но потом, видимо, всё же попал в армию. В любом случае, когда абхазцы разгромили армию Госсовета, волна беженцев вынесла с собою и Зурика. А Ивета осталась в Сухуме.
Вскоре в республике удалось восстановить закон и порядок. Преступность упала. Люди остыли. К Ивете начали заходить друзья и знакомые. И кто-то сказал, что Зурик жив, что он в Тбилиси. И у Иветы появилась надежда, что сын вернётся… И она стала ждать.
Жила Ивета на последнем этаже дома, середина которого выгорела и обрушилась в результате попадания бомбы. Соседи — абхазцы помогали ей, чем могли. Кто гумманитарку принесёт, кто деньгами, или хлебом поможет. Но жила она бедно. Хотя это особо не смущало. Ивета много времени проводила за чтением. Книги и огород — вот были её занятия.
За домом она огородила участочек. Посадила на нём, что могла. Постоянно ухаживала.
Когда я приезжал, ну а позже и моя жена, мы помогали капельку по огороду — ну прополоть что там, посадить, забор поправить.
Огород для Иветы был жизнью. Каждый раз в разговоре она вспоминала, что посадила в этом году. Переживала, что соседские коровы вновь залезди через дырку в заборе. Радовалась тому, что уродилась кукуруза.
А ещё она читала. Читала много.
Дома была огромная библиотека на русском, английскои и грузинском языках. Соседи — абхазцы приносили ей книги из «трофейных» квартир. Менялись с ней литературой.
Ивета любила показывать фоальбом с фотографиями Сванетии — её гордость. Переводила с грузинского названия достопримечательностей, их описания. Рассказывала о том, как сама бывала в тех местах.
Каждый раз, когда мы заходили к ней, спрашивала нас о книгах, предлагала поменяться — меняла прочтённые книги на новые.
А ещё она ждала возвращения сына. Сын, это был человек, вера в стречу с которым позволяла ей держаться.
— Вот Зурик приедет, вот он огород поможет сделать. Крышу починит, а то мне её 3 раза чинили, а всё равно течёт!
Ждала. А знакомые при разговоре о Зурике отводили глаза…
Один военный — абхаз решился найти Зурика. Навёл справки. Связался с Тбилиси. Там нашёл бывшего бойца — грузина, которого когда-то спас от смерти — не дал расстрелять. Тот принял просьбу отыскать Зурика… А через месяц пришла страшная весть — Зурик, не выдержав горя потери матери, горя потери дома, сошёл сума. Его встречали, бродящего с пустым взглядом на улицах грузинской столицы. А потом он вообще пропал…
Ивете об этом не говорили. Знали, что женщина живёт надеждой. Да и сами надеялись, что в Грузии ошиблись, что это не сын Иветы.
В год, когда умер мой дедушка, Ивета начала сдавать. Весть о гибели деда выбила её из колеи. Но держалась.
А на следующее лето она не вышла в огород.
— Ой, Максимушка, обожглась я! Воду пролила!
Ивета ошпарилась кипятком. Старость давала о себе знать всё сильнее и сильнее.
— Если не трудно, вот моя фотография — сделай копию — паспорт менять надо.
— Хорошо — поехали мы с Машенькой на копирование снимков.
Вернулись. Опять болтаем об огороде: «Вот осенью соберу урожай! Помидоры такие уродились! Только вот прополоть не могу — по лестрице спускаться очень трудно. Вчера до соседки снизу еле дошла. В первый раз такое. Но к осени, думаю, получше будет. Время-то ещё есть! А вот если Зурик приедет…»
А потом: «Вы как поедете в следующий год, купите мне гребешок. Ладно? А то мой совсем сломался, а тут красивый купить тяжело.»
Осенью мы с Машенькой купили в магазине красивый гребешок. И когда приехала бабушка, показали ей: «Вот, взяли для Иветы! Как её огород-то?»
Бабушка грустно ответила: «Всё, не нужен гребешок. И урожай никто не соберёт. И Зурика Ивета не дождётся…»
Иветы не стало. Похоронили Ивету соседи — абхазцы. Только вот могила скоро будет заброшена. Пока ухаживают за ней. Подправляют деревянный крест. Цветы кладут. Только вот всё же не родня. Прийдёт время, забудут за проблемами и делами. А сын никогда не прийдёт на могилу матери. И внуки не вспомнят о ней… Потому что их нет. Всегда легко развернуть танки в сторону того, кого считаешь врагом. Но никогда тот, кто берёт в руки оружие, не думает о том, что после этого «маленькие», «не значительные» человеческие трагедии ещё долго будут катиться серой тенью по обеим берегам Ингури, Литаний, Тиргов, Дунаев, Волг и Рейнов, справа и слева от «железных занавесов» и пограничных столбов. А к чему об этом думать и помнить? Большая политика работает во благо общества, а не отдельных людей…