Главная

Интеграция

Рубрика: Кавказ
24.11.2011

Если  долго,  например,  в  течение  десяти-одиннадцати  часов  не  есть  и  не  вспоминать  о  еде  вовсе,  то  желудок  привыкает  и  перестает  беспокоить  ворчанием  и  урчанием.  Становится  покойно  и  благодатно,  и  начинаешь  чувствовать  себя  мудрым  китайцем,  воспитывающим  в  себе  силу  духа  голоданием  и  смирением.  Главное,  не  сорваться  и  не  начать  думать  о  бутербродах,  пельменях  и  колбасе.  Тогда  крах  и  неприятности.  Лучше  всего  в  этом  случае  литр  воды  выпить,  правда  холодно  становится – голодный  организм  начинает  тратить  драгоценную  энергию  на  согревание  воды, – но  о  голоде  забываешь.  Об  этом  еще  Солженицын  писал  и  это  правда.  Я  на  себе  проверял.

Вообще,  я  в  армии  служу  уже  девять  месяцев,  и  вывел  два  важных  правила.  Первое: служба  никуда  не  убежит  и  поэтому  торопиться  на  нее  особо  не  стоит,  она  тебя  сама  разыщет  и,  если  понадобится,  аркан  на  твоей  шее  профессионально  затянет.  Еще  ни  один  солдат  великой  русской  армии  не  высказал  рвение  в  наряды  ходить  или  кирпичи  разгружать.  При  любой  возможности  надо  сваливать.   Другое  дело – война!  Здесь,  брат,  не  кирпичами  думаешь,  а  жизнями.  И  второе,  особо  важное:  если  есть  возможность  есть – ешь!  если  есть  возможность  спать – спи!  А  лучше  после  первого  сразу  второе  и  так  недельку  без  передышек.
Философия-то  простая.  Может,  и  до  меня  кто  до  этого  додумался,  не  знаю.  Главное,  что  если  солдат  до  этих  постулатов своим  умом  скудным  дотяпал,  значит,  солдата  воспитали  хорошего.  И  положиться  на  него  можно,  и  в  разведку  с  таким  идти  не  страшно.   
А сегодня мы  уже  двенадцатый  час  лежим  в  земле,  буквально  врытые  в  почву,  и  наши  желудки  отключены  от  своих  основных  функций.
Мы  на  обочине  тропы  между  сопок,  в  засаде,  ждем  неприятеля,  который,  по  предварительным  разведданным  должен  был  появиться  вчера. Нас  не  видно  с  дороги,  потому  что   мы  лежим заваленные  всякой  соломой,  листьями,  ветками.  Спецмаскировка  из  дряни.  Торчат  только  глаза  и  стволы.  Все  пацаны  грамотно  укрылись,  будешь  рядом  стоять  и  не  увидишь,  что  под  твоими  ногами  рэкс  с  вээсэской.  Вылезет  из-под  земли  как  сатана  и  еще  закурить  попросит.
Немного  холодно.  Хоть  и  в  меховушке,  и  в  бронике, а  поваляйся  без  движения  двенадцать  часов,  я  на  тебя  посмотрю.  Чтобы  пописать  вообще  проблема.   В  сторону  откатываешься,  в  ямку  делаешь  и  назад  на  позицию.  А  ствол  в  направлении  тропинки  и  ни  сантиметра  в  сторону.  Так-то! 
Тихо.  Звезд  нет.
Мы  прилетели  в  эту  местность  сутки  назад  для  образования  временного  блокпоста  на  базе  дислоцируемого  здесь  танкового  батальона,  но  задачи  изменились,  едва  наши  вертолеты  коснулись  земли.  Вернее,  вообще  все  поменялось.  Не  успели  еще  толком  оборудоваться  и  укрепиться,  отстояли  немного,  а  в  начале  седьмого  вечера  нас  сняли  с  поста  и  бросили  в  «зеленку»  километров  на  десять  левее.  Не  выспались,  не  поужинали  по-человечески,  и  в  засаду.  А  спать  нельзя.   «Синдокарпа»  таблеточку  под  язык,  все  мышцы  напрячь,  расслабить,  напрячь,  расслабить.  Две  минуты  такой  лежачей  гимнастики  и  в  глазах  четкости  прибавляется,  кровь  резвее  носится  по  артериям  и  можно  часа  три  не  беспокоиться,  не  заснешь!   
Сейчас  рассветает.  А  жрать  охота!  Что  же  я  даже  сухариков  не  прихватил  с  собой?  Сахарку  пососать  или  сухарик – милое  дело  в  засаде.  Никому  не  мешаешь  и  сил  прибавляется.
Т-сс!  Кто-то  появился  в  «зеленке».
Полумрак  выплюнул  на  тропу  несколько  крадущихся  силуэтов.  С  моей  позиции  не  понять,  кто  там  пробирается  к  нашей  засаде.  Могут,  кстати  и  свои  шататься  по  «зеленке»,  как  у  себя  дома.  А  могут  и  «носатые».  А  может,  это  командир  головной  дозор  отправлял  растяжек  там  поставить  или  еще  чего.  Мы  вообще  все  опутанные  своими  ловушками  как  паутиной,  только  маленький коридорчик  оставили,  чтоб,  если  что,  свалить  по-тихому.  Тьфу-тьфу-тьфу,  не  дай  бог.  Я  уже  раз  под  обстрелом  убегал,  спасибо  большое!  Пули  задницей  ловить – радости  мало!
Наши  свои  собственные  растяжки  знают,  а  эти  двигаются  по  тропинке  нежно,  «на  бархатных  лапках».  Значит,  здрастье.  Ждем  сигналку. 
Черт,  не  видно  ни  хрена!  Из-за  колючих  кустов  обзор  небольшой,  но  сектор  обстрела  с  моей  позиции  просто  ангельский.  Троих  по  пояс  точно  цепляю,  мало  не  покажется,  если  пацаны  пропустят,  конечно.  У  меня  спина  взмокла,  а  на  дворе  не  месяц  май.  Давай,  давай,  «калаш»,  не  подведи.
Мягонько  перевожу  предохранитель  на  одно  деление  вниз,  автоматический  огонь,  а  затвор  передернут  еще  вчера.  Где  сигналка?
Идут  тихо,  сволочи.  Баулы  за  плечами  какие-то.  Сейчас  выпотрошим,  поглядим,  что  за  подарки. 
Если  их  человек  тридцать, да  с  «мухами»  и  подствольниками,  тогда  нам  худо  придется.  Надо  будет  рубить  им  хвост  и  под  дымами  перекрывать  дорогу  назад.  Ну,  командиры  наши –  не  пеньки  дубовые,  просигналят.
Я  одного  уже,  первого,  ясно  вижу.  Метров  пятьдесят  до  него.  В  шапке  он  что  ли?  Нет,  в  кепке  кажется.   
Он  на  полусогнутых  крадется  и  ощупывает  дорогу,  но  ощущение  такое,  словно  эти  черти  ни  хрена  не  боятся.  Так,  для  порядка  по  сторонам  оглянется  и  дальше.  Значит,  мы  здесь  вовремя.
Пить  охота.  Горло  сухое,  звенит,  когда  пытаешься  слюну  сглотнуть. 
Тихо-тихо,  товарищ  солдат,  не  дрейфь.  Они  тебя  не  видят,  они  даже  не  догадываются,  что  из  далекого  сибирского  городка  в  составе  войск  специального  назначения   приехал  на  Северный  Кавказ  рядовой  Стриж,  который  держит  на  мушке  какую-то  чужую  падлу   и  по  команде  своего  военачальника  будет  ей,  извиняюсь,  яйца  жарить. 
Из-за  сопок  в  небо  пробивается  кефирный  рассвет.  А  у  земли  еще  ничего  не  разобрать,  но  я  своего  держу  зорко.  Ты  от  меня  никуда  не  денешься,  гаденыш.  Сейчас,  сейчас.
Второй  показался.  А  где  же  сигналка,  товарищ  капитан!  У  меня  сейчас  цевье  в  руках  от  пота  растворится!
Сердечко  прыгает.  Ничего,  не  в  первый  раз. 
Первый  раз  я  из  Черноречья  улепетывал  так,  что  подошвы  у  кроссовок  стерлись.  Мы  тогда  нарвались  на  засаду,  хотя  на  первый  взгляд  ничего  страшного  не  должно  было  произойти.  Дома  такие  тихие,  дорожки  с  гравием,  шли спокойненько себе, но!  Влипли!  Помню,  сначала  непонятно  было – свить-свить  так  над  ухом  и  все.  Прикольно.  А  потом  Лис – старшина – как  заорал  на  меня!  В  тебя,  же,  бляха-муха,  стреляют!  Тут  уж  не  до  смеха. 
Тогда  мы  без  потерь  выбрались,  сейчас  бы  обошлось.
По  тропинке  следовало  человек  пять  и,  как  я  понял,  нескольких  мы  уже  пропустили  дальше,  к  хвосту  засады.  По  разрыву  сигнальной  мины,  которая  находится  где-то  в  голове  засады,  производится  подрыв  двух  МОНок – в  голове  и  в  хвосте.  А  затем  уже  мы  вступаем  и  мочим,  кто  кого  видит.  Но  сигналка  должна  сработать  только  по  приказу  нашего  капитана.  А  приказа    нет,  а  «носатые»  идут.
У  каждого,  кто  находится  у  меня  в  секторе,  я  четко  вижу  «калаши»  с  подствольниками.  Нехило.  Куцая,  ободранная  растительность  заслоняет  их  ноги  и  сливается  с  черной  землей.  Но  видно  плохо.   Кажется,  будто  люди  без  ног  плывут  над  кустами.
Брови  кое-как  сдерживают  пот,  стекающий  из-под  косынки.  Капли  соленые. 
Тихо.  И  звезд  нет.
Главное,  чтобы  нервы  ни  у  кого  не  дернулись,  и  никто  палить  не  начал  сдуру.  Тогда  можно  проворонить  хвост  колонны  и  упустить  тех,   кто  последними  крадется.  А  они  могут  засаду  обойти  и  пощелкать  нас  как  куропаток.  Говорят,  до  нас  в  отряде  случай  похожий  произошел.  Пацан  какой-то не  выдержал  и  открыл  огонь.  В  итоге  боевая  задача  сорвана  и  все  духи,  кроме  одного,  успели  уйти. 
Не-ет,  товарищ  рядовой,  все  хорошо.  Все  нормально.  Ты  на  работе.  Кто-то  в  глине  печь  кладет,  кто-то  хлеб  в  печи  печет,  кто-то  рулит,  кто-то  лужит,  а  солдат  в  окопе  служит.  Или  правильно – лудит?  Хрен  с  ним,  не  до  грамматики.  Хочется  домой  поскорее,  навернуть  гречки  с  салом,  выпить  кружечку  горячего  чайку  и  в  «люлю»  упасть.  Выспаться  и  написать  своим  письмо…
Огонь!!!
Протяжный  свист  сигнальной  мины  и  резкие  буханья  МОНок.  Хлопки  ракетниц.
Бах-бах! 
Черт,  я  аж  вздрогнул!
Бах-бах! 
Засада  работает! 
Щелкает  затвор. 
Бах-бах! 
Порох  пахнет  отвратительно.
Бах-бах!    
Тот  черт,  который  в  моем  секторе  находился,  рухнул,  словно  подрезанный  и  сквозь  облезлые  ветки  засветился  маячок  автоматного  огня.  В  мою  сторону.  Я  тебе,  падла,  побалую.
Бах-бах! 
Я  ни  хрена  не  вижу!
Свить-свить! 
Бах-бах! 
Я  ни  хрена  не  вижу!
Луплю  наугад  в  кусты,  где  они  должны  валяться.  Должен  был  попасть,  должен!  Я  момент  не  про…ал!  Я  в  одно  время  с  сигналкой  открыл  огонь!
Второй   магазин!  На  груди  в  разгрузке.  К  нему  колечко  от  «мухи»  чтобы   вытаскивать  быстрее.  Огонь!
Стоп! 
В  ушах  жестяной  свист  от  клацавшего  затвора.  Наши  никто  не  стреляет  и  в  нас  никто.  Звук  боя  срезали  невидимой  бритвой.
Ушли  что  ли?  А  куда?  Там  «зеленка»  вся  в  динамите,  килограмм  на  сантиметр  квадратный,  туда  не  сунутся.  Через  нас  тоже  хрена  лысого.  Такой  огонь  интенсивный.  Лишь  бы  не  назад.
Минут  пять  прошло,  не  больше.  Или  больше? 
Справа  из  наших  кто-то  встал.  Ага,  досмотряк. Двое.  На  полусогнутых   в  сторону  тропинки.  Чайка  с  Безруком,  что  ли?  Конечно,  этих,  наверное,  командир  отпускал  размяться,  чтобы  мышцы  не  затекли.  А  у  меня  с  ногами  «трабл».  Не  чувствую.
МОНки  рванули  классно.  Все  деревни  в  округе,  наверное,  услышали.
Досмотровая  группа  тихо,  прикрывая  друг  друга,  ушла  под  «зеленку»  к  тропинке.
Вернулись  ребята  уже  в  полный  рост.  Сейчас  им  командир  всыплет,  чтобы  на  огневом  рубеже  не  гуляли  как  туристы.
Кто-то  еще  встал.  Темень  еще,  видно  слабо.
—  Серега!  Серега!
От  меня  справа  в  грунт  врыт  Серега,  но  он  чего-то  не  копошится.
Наши  уже  почти  все  встали,  отряхивают  с  себя  маскировочную  дрянь,  приседают,  разминаются.
А  чего  все  расслабились-то?
А  если  какая  сволочь  в  «зеленку»  ушла? 
—  Серега!
Из  тени  появился  командир.  Позывной – Колесо.  Нормальный  мужик  и  справедливый.  Держа  автомат  в  левой  руке,  он  тер  глаз  и  плевался.  Вся  рожа  в  глине.  По  походке  можно  предположить,  что  он  спокоен  и  расслаблен,  следовательно,  бояться  нам  некого.
Колесо  прошел  мимо  меня  в  хвост  засады,  к  командиру  первой  группы,  который  оборудовался  левее  от  меня  метрах  в  тридцати.   За  командиром  показался  санинструктор,  здоровенный  прапор  по  кличке  Йод.  Но  попробуй  в  глаза  назови  его  Йодом,  получишь  в  душу  удар  раскрытой  ладонью.  Это  специфическое  оружие  Йода  против обнаглевших  солдат.  Он  растопыривает  пальцы,  напрягает  их  как  Брюс  Ли  и  бьет  резко  и  коротко  прямо  в  грудь.  Потом  от  пяти  пальцев  остаются  пять  синяков.  Еще  на  родине  в  наряде  по  столовой  я  этот  специальный  удар  на  себе  проверил,  когда  при  проверке  пищи  двухведерный  жбан  с  компотом  перевернул.  Натренировано.  А  вообще  он  мужик  не  злой  и  любит,  когда  его  слушаются.
Йод  подошел  к  нашему  краю:
—   Подъем,  рэксы!  К  нам  танки  идут!  Дырки  есть  в  ком?
А-а!  теперь  понятно!
Я  не  в  курсе,  чего  там  с  обстановкой,  но  если  приказано  подниматься,  значит, надо  подниматься  и  покурить,  наконец.
—  Стриж,  вставай!  Пошли  улов  смотреть.
Это  Серега  ожил  и  зовет  меня  на  убитых  духов  смотреть.
—  Да  ну  их,  Серый,  мне  плохо  будет.  Ты лучше  помоги  мне  встать,  ноги  отказали.
Что  ты  будешь  делать!  Свело  обе  ноги! 
Я  приподнялся  из  своей  кучи  маскировочного  хлама  и  неловко  сел.  Ноги  онемели  от  долгого  лежания  и  отходили  медленно.  Как  будто  миллионы  иголок  постепенно  вкалывают  мне  от  ступней  до  бедер.  Надо  броник  скинуть  к  чертям  собачим  и  меховушку  расстегнуть,  там,  в  кармане  курево.
Командир  собрал  командиров  групп,  и  что-то  им  говорил,  пока  бойцы  выбирались  из  своих  укрытий. 
По  четырем  сторонам  засады,  пока  не  подошла  «мазута»,  Колесо  расположил  дозоры  и  разрешил  всем  курить.  Сам  командир  в  сопровождении  командиров  групп  направился  детально  осматривать  убитых  духов.
Мы  с  Серегой  завалились  на  землю  и  задымили.
Сопки  уже  покрасили  свои  шершавые  лысины  тонами  первых  лучей.  Сигаретный  дым  на  вкус  оказался  каким-то  медным.  В  глотке  першило  и  щекотало.  Но  тело  отдыхало  от  напряжения,  и  можно  было  сгибать  и  разгибать  колени  сколько  влезет
—  Ну,  че?  Как  дела – Серега  затянулся – очко  сыграло?
Врать  не  надо.  Он  свой.  У  него  не  первая  командировка.
Тем  более  что  не  было  сейчас  таких,  кто  не  испугался.  Не  было.  Даже  Колесо,  с  орденом  мужества  и  афганской  войной  за   плечами,  боялся.  Не  духов  и  не  пуль.  Он  за  нас  боялся,  чтобы  никого  не  зацепило,  чтоб  никто  не  обделался  от  страху  и  в  своих  не  пульнул.  Чтоб  никто  гранаты  в  горячке  швырять  не  стал.  Закон  простой – в  тебя  стреляют,  и  ты  стреляй.  И  не  думай,  попал   или  промазал.  Чего  тут  думать-то?  Легче  будет.
—  А  бой  был  коротким,  я  даже  сообразить  толком  не  успел.
—  А  я,  кажись,  одного  носатого  дрюкнул.
—  Я  тоже,  по-моему.
—  Да  ладно!  Зажмурился,  поди,  и  в  штанишки  делал?  А,  Стриж?   Жим-жим? – Вот  гад,  хохочет  надо  мной.
—  Ты  чего,  душара,  нюх  потерял?   Ну-ка  упор  лежа  принять,  товарищ  капрал!
Серега  сержант-контрактник  и  служит  уже  не  первый  год,  но  в  нашей  роте  он  обычный  автоматчик,  как  и  я.  Так  что  мы  равны.
Мы  сцепились  за  грудки,  пытаясь  опрокинуть  друг  друга.  В  шутку,  конечно. 
Издалека  доносились  голоса  ревущих  дизелей.  Это  за  нами  спешат  танки,  минут  через  пять  будут.   Если  понадобится,  командир  вызовет  вертушки  из  Ханкалы   и  хоть  черта  лысого.   Для  эвакуации  спецназа  средств  не  жалеют.
Вернулись  командиры  с  баулами. 
—  Пошли,  Серый,  посмотрим.
Оказывается,  мимо  нас  пыталась  пройти  группа  из  семи  человек  всего.  А  я  со  страху  насчитал  их  человек  двадцать! 
Всех  мы  укокошили,  не  ушел  никто.  И  у  нас  без  потерь.  На  учениях,  если  бы  мы  сделали  все  так,  как  сегодня,  проверяющие  офицеры  за  выполнение  упражнения  «засада»,  поставили  бы  нам  пятерки  с  плюсом.  А  так  башка  трещит  от  «синдокарпа»  и  ноги  не  ходят.
И  жрать  охота!!! 
Выворачивая  кусты  вместе  с  комками  глины,  пыхтя  по  бокам  солярочной  гарью,  из-за  сопки  выполз  первый  танк.  Он  вышел  на  красивом  вираже,  резким  рывком  разрывая  землю.  Восхитительный,  мощный  боевой  организм,  обвешанный  квадратиками  защиты.  Следом  показались  три  БМП  и  еще  один  танк,  замыкающий  колонну.
—  Стриж,  за  нами  «мазута»  приехала,  сейчас  мертвяков  грузить  заставят. 
«Мазутой»  в  ВДВ  и  спецназе  шутливо  называют  все  технические  рода  войск. 
Танкисты  в  чумазых  комбинезонах  смотрели  на  нас  такими  же  глазами,  какими  я  смотрел  на  Эмиля  Кио,  когда  он  приезжал  с  концертами  в  наш  клуб.  Мы  для  них – мечта.  Каждый  хочет  служить  в  голубом  берете,  носить  камуфлированную  разгрузку  и  пользоваться  в  боевых  действиях  последними  техническими  изобретениями.  Мало  приятного  лазить  все  два  года  службы  по  колено  в  солидоле.  Но  после  нашей  засады  они  выглядят  чище  нас.
Мертвых  духов  и  их  барахлишко  сложили  в  «десант»  одной  из  БМПшек,  слава  богу,  меня  не  заставили  таскать  «жмуриков».  Командир  нашей  группы  только  бросил  взор  на   меня,  и  выражение  моего  лица  подсказало  ему,  что  я  пригоден  исключительно  к  погрузке  трофейных  баулов.
Мы  заняли  места  в  десантных  отсеках  двух  других  БМП,  и  колонна  двинулась  в  расположение.  Молодцы  танкисты.  Можно  даже  вздремнуть,  несмотря  на  грохот  двигателей. 
Взаимодействие  родов  войск  в  боевой  ситуации  называется  интеграция,  и  неважно,  кто  элита,  а  кто  «мазута».  Все  мы  с  одной  земли.

Весь  личный  состав,  участвовавший  в  засаде,  представили  к  медалям  «За  отвагу»,  а  в  баулах,  что  тащили  «носатые»  оказались  обычные  летние  камуфляжи,  такие  же,  что  на  нас  с  Серегой.  Просто  одежда  и  все.