«Они убивают даже детей»

Говорить о том, что иностранным журналистам запрещено посещать Сирию, было бы преувеличением, однако даже до нынешних волнений попасть в эту страну представителям иностранных СМИ было крайне сложно. Мне удалось это со второй попытки — из Бейрута до границы с Сирией и затем в Дамаск. Проведя пару дней в столице, я отправился на автовокзал купить билет в Хомс — город, ставший центром сирийского восстания. Мне повезло — полицейский, который проверял паспорта иностранцев, не стал внимательно всматриваться в отметку в моем паспорте, по которой можно было понять, что я журналист.

Моим попутчиком в автобусе оказался 18-летний Мухаммед — студент инженерного колледжа. Уже через пять минут после нашего знакомства он стал решительно отговаривать меня от поездки: «В Хомсе нет туристов. Это будет небезопасно. Пока не поздно, уходите. Вчера моя сестра пошла в школу и наткнулась на улице на труп. Она до сих пор плачет — не может прийти в себя. Каждый в городе знает кого-то, чьи родственники были убиты».

Хомс — город с более чем полумиллионным населением, находящийся в самом центре Сирии. Раньше жители Дамаска приезжали сюда отдохнуть от столичной толчеи, посидеть в местных кафе, сходить на футбол или в музей. Сегодня Хомс стал центром противостояния: город со всех сторон окружен войсками.

Гостиница, в которую меня привезли, находится вблизи главной площади, где сирийская армия расстреливала мирных демонстрантов в апреле. С того времени насилие переместилось в городские кварталы и стало не столь заметным. Впрочем, в Сирии все знают, что Хомс остается самым опасным местом в стране.
По дороге в Хомс я насчитал по меньшей мере 50 военных машин, двигавшихся с нами в одном направлении: это была колонна длинных автобусов защитного цвета, грузовиков, везущих снаряжение и солдат с усталыми лицами. Один из грузовиков вез большую пушку. При подъезде к Хомсу у обочины стоял танк.

В центре города все было внешне спокойно, но мрачно: царила похоронная тишина. Портье в гостинице посмотрел на меня вопросительно, но не стал ни о чем расспрашивать. Когда я спросил, где могу поесть, он вежливо посоветовал никуда не ходить: «Лучше поешьте в отеле». На вопрос, где можно прогуляться, он показал мне из окна единственную торговую улицу, предупредив: «Не заходите далеко и не гуляйте слишком долго».

На этой торговой улице после обеда владельцы закрывают магазины и уходят домой. В магазине электроники, рядом с большим портретом президента Башара Асада и его отца, со мной заговорил молодой парень. Он выглядел преуспевающим, но вел себя настороженно: «Как вы здесь оказались, везде блокпосты? Вы что, не знаете, что здесь армия, что здесь воюют?» — «С кем они воюют — с террористами?» — спросил я. «С людьми», — ответил он. «А ты за кого»? В магазине было еще двое посетителей, которые в этот момент посмотрели на моего собеседника. «Об этом я не хочу говорить»,- ответил тот, глядя в пол.

Потом он негромко сказал, что, по слухам, военизированные группировки алавитского клана, близкого к президенту Асаду, занимаются похищением и убийством людей. «Я могу взять такси и поездить по городу»? — спросил я. «Ни в коем случае,- ответил он. — Если водитель поддерживает власти, он отвезет вас в полицию и вас арестуют как журналиста».

Я так и не понял, почему он решил, что я журналист — я ему об этом не говорил. А еще он спросил, видел ли я в городе танки. «Нет»,- ответил я. «Они стоят не в центре, а чуть дальше,- объяснил он.- Я могу вас туда отвести, но нельзя подходить слишком близко — солдаты могут увидеть».
Танки оказались выкрашены в голубой цвет. «А это еще зачем»? — спросил я. «Они их перекрасили после того, как Лига арабских государств приостановила членство Сирии. Может быть, таким образом хотят кому-то показать, что это никакие и не танки»,- на лице моего собеседника появилась странная улыбка.

После того как мы расстались, я зашел в кофейню, где почти нет посетителей. Меня встречает хорошо одетый человек, который начинает говорить со мной, лишь когда мы оказываемся одни: «За шесть месяцев здесь убили 5 тыс. человек. У многих здесь нет воды, газа, электричества. Международные организации нам что-то посылают, но мы не можем так жить дальше». «Они убивают даже детей»,- говорит он.

«Президент должен уйти?» — спрашиваю. «А как он может остаться после всех этих убийств? — отвечает он и добавляет: — Я хочу свободы». Он утвердительно кивает на мой вопрос о том, поддерживает ли он решение Лиги арабской государств по Сирии. «Ты говорил об этом кому-то?» — спрашиваю. Он отрицательно качает головой и проводит пальцем по горлу.

В это время приезжает владелец кафе — мелкий бизнесмен, живущий за городом. Он опускает шторы, закрывая свое заведение со словами: «Все равно посетителей нет, и уже темнеет».

Я остаюсь, и мы беседуем о том, что происходит в городе. Он говорит, что полиция представляет оппозицию преступниками и наркоторговцами — «это позволяет объявлять их вне закона и убивать». А еще он говорит о внешних заговорах. «Турция, Катар и Саудовская Аравия имеют свои интересы, они заинтересованы ослабить Сирию». «А другие арабы?» — спрашиваю я. «Что они для нас сделали? — переспрашивает он.- Они много говорят, как они обеспокоены, но лучше бы давали нам визы в свои страны». Когда я упоминаю НАТО, он морщится: «Никто не хочет повторения Ирака или Ливии».

Когда мы прощаемся, мои собеседники загадочно улыбаются и говорят: «Добро пожаловать в Хомс». А через два дня после моего отъезда Комитет защиты журналистов сообщил, что на центральной улице Хомса был найден мертвым сирийский фотокорреспондент с выколотыми глазами.

***

Источник — КоммерсантЪ №232/П (4773), 12.12.2011