Из показаний лейтенанта Келли и других американских солдат во Вьетнаме
Келли: «Кстати, чтобы не забыть, я вообще не знал, что там было у Вьетконга в Ми Лаи: отделение, взвод или рота. Мне было известно лишь то, что по нам оттуда стреляли. А сказал мне об этом вертолётчик…
Страх? Почти все испытывали его, и каждому нужно было его перебороть. То есть, Ми Лаи – источник этого страха. И все вошли в Ми Лаи, стреляя из автоматов. Продвигались «джи-ай» быстро и перебили жителей тоже быстро. Перестреляли. Или забросали гранатами. Или просто закололи штыками: вонзить штык, отбросить тело и снова вперед.
Якобы солдаты ещё говорили: «Ещё одну галочку поставим», «Ага, ещё одним меньше», «Видел, как тот гад сдох?» Нет, я не слышал всего этого. Я только слышал, как Медина всё твердил мне: «Давай, давай! Не останавливайся!» И я сам начал повторять: «Не останавливаться! Не останавливаться!»
Нам говорят: «Господи, да ведь это же были старики, женщины и дети!» А я на это отвечаю: «Не видел я всего этого. У меня было задание, и я старался его выполнить. Отдавал себе отчет в одном: они – враги. Конечно, я находился на территории Южного Вьетнама и знал, что там есть старики, женщины и дети. Всё это – здравый смысл…
Теперь Медина говорит: «Нужно руководствоваться здравым смыслом». Только вот не учили меня в учебном подразделении руководствоваться здравым смыслом. Мне говорили: «Делай то!» или «Делай так!». Если бы во время боя Медина мне действительно сказал: «Руководствуйся здравым смыслом», я бы ему ответил: «С удовольствием! Возвращаюсь на Гавайи!». Прямо в декабре!
А ещё меня учили вести плотный огонь по партизанам: из карабинов, гранатометов, пушек, минометов, пулеметов… Ехать во Вьтенам, чтобы сражаться против них – какой это, к дьяволу, здравый смысл? Однако такова стратегия США. Все время продолжать их отбрасывать. Перебить всех в Ми Лаи, пока кто-нибудь не достал свой АК. А мне продолжать твердить: «Да ведь это старики, женщины и дети». Так пусть те, кто это говорит, тоже проявит здравый смысл. И дадут нам пули, которые не причиняли бы вреда старикам, женщинам и детям.
Кстати о детях. На младенцах прямо все помешались. Чуть что, так сразу: «Детки! Маленькие невинные детки!». Мы торчим во Вьетнаме уже десять лет, и, если проторчим ещё десять, кто-нибудь из этих деток возьмет да и убьет вашего сына. И будете тогда плакать и говорить мне: «Почему вы тогда этих детей не перебили?»
Нет, я не говорю, что нужно убивать детей, но я знал, что это случится. Знал, что, находясь в Ми Лаи с 20 тысячами патронов, я буду стрелять не по бумажным мишеням, эти пули достанутся мужчинам, женщинам, детям и младенцам. Бой – это хаос. И не мог я в тот день сказать солдатам: «Вы уж там поаккуратнее». Мы там не для того, чтобы их по головке гладить. Не для того, чтобы играть в ковбоев или делать из себя посмешище. Или слушать всяких там, кто нам говорит: «Не делай того, не делай этого!»
Мы и не отрицали этого в форте Беннинге, Джорджия. Один сержант, командир отделения во втором взводе, сказал в своих свидетельских показаниях: «Мы подчинялись приказам, сэр…»
***
Келли: «Лично я не испытывал никаких угрызений совести из-за того, что убил тех людей в Ми Лаи. Я ведь убивал не ради удовольствия. Не мог я убивать просто так. Да и цель нашего присутствия в Ми Лаи не состояла в истреблении человеческих существ. Мы были там, чтобы уничтожить идеологию, носителями которой они являлись. Ну, не знаю. как ещё сказать. Пешками, что ли, сгустками крови, кусками мяса. Я находился в Ми лаи не для того, чтобы убивать разумных существ. Я там сражался с нематериальной идеей….
В Дотти я знал одного старосту вьетнамской деревни. Это был жесткий, крепкий человек: этакий Джон Уэйн. Сам я не видел, как коммунисты его били, но однажды он пришел ко мне, рыдая, крича, с каким-то глиняным кувшином в руках. Я заглянул в кувшин: там было нечто, напоминающее тушеные помидоры. Кровь, обломок, кости, волосы и какие-то ошметки мяса. Переводчик сказал: «Он нашел это на пороге своего дома».
— А что это такое?
— Его сын.
— Кто это сделал?
— ВК (Вьетконг)
Те люди выиграли. Они сделали с ним, что хотели. Это – чудовища, и в крайностях, на которые они идут, их ничто не сдерживает. Они – мясники. Вот что делает коммунизм. Мы были в Ми Лаи, чтобы его уничтожить. В тот день я сам не убил ни одного вьетнамца. То есть я лично. Я представлял Соединённые Штаты Америки. Свою страну».
+++
Вопрос: Давали ли вам когда-нибудь приказ не брать пленных?
Ответ: Да.
В. Кто вам его отдал?
О. Лейтенант. Командир бригады.
В. И не один раз?
О. Да.
В.И что произошло?
О. Мы не брали пленных.
В. Что вы этим хотите сказать?
О. мы убивали всех, кого захватывали.
В.Раненых?
О. И раненых тоже.
В. Вы их убивали?
О. Да.
В. Как вы их убивали?
О. Из пистолетов, М-16, пулеметов и закалывали штыками.
В. Даже лежащих раненых?
О. Да. И тех, кто не мог защищаться. Они уже ничем нам навредить не могли, да и вообще были мало на что способны.
В. Вы это видели своими глазами?
О. Я в этом участвовал.
В. Почему?
О. Знаете, наступает момент, когда становишься настоящим зверем и начинаешь действовать инстинктивно, не задумываясь над тем, что делаешь.
В. Сколько пленных и раненых вы убили? Можете назвать примерное число?
О. Собственноручно?
В. Да.
О. Я бы сказал, человек двести пятьдесят.
В. Значит, вы их убили сами?
О. Да.
В. А сколько людей убили при вас?
О. Ну, тысячи две или три.
В. В том числе раненых, которых приканчивали?
О. Да, раненых, а ещё гражданских, которых вообще убивали неизвестно зачем. Мужчин, женщин, детей, кого угодно.
+++
«Однажды патруль привел пленного. Он был ранен. Солдаты бросили его и сгрудились вокруг него. Сержант крикнул: «Ну, ребята, кому охота прибить косоглазого?». Пленный знал всего два слова по-английски – «Женевская конвенция» — и, не переставая, повторял их. Он был очень молод. Может, он и был вьетконговцем. Солдаты начали в него стрелять. Сначала целились рядом с ним. А затем стали попадать в ноги. Никому не хотелось его добить, но в конце концов кто-то это сделал».
+++
«Не знаю, должен ли я об этом рассказывать, но дело в том, что однажды я своими руками убил нескольких пленных. В бункере… После того как убили моего друга. Я был сам не свой. Меня отправили на психиатрическое лечение. Сказали, что это просто усталость от боёв и шок от того, что друга убили на моих глазах. И что вообще такое случается довольно часто. (…)
Пленные стояли на коленях с руками, связанными за спиной. А мы их толкали. На руки опереться они не могли и легко падали. И так много раз. Во время допроса они стояли на коленях, и нередко – ну, вернее, мне случалось видеть, как их били кулаками и ногами. Мне сказали, что такое происходит ещё чаще после особо жестокого боя, где американцы понесли потери. Тогда тем, кто ведет допрос, не до нежностей, и это сказывается на методах допроса. (…)
Однако самое важное, что следует сказать по поводу центра дознания, это то, что в период, последовавший за первым наступлением во время Тэта (…) и майскими наступлениями, около или более 2 тысяч были казнены в центре. Несомненно, в порядке репрессалий или чтобы сохранить репутацию после потерь. Понесенных во время новогоднего наступления. (…)
А для маленьких детей у нас были синие таблетки, предназначенные для разогревания брикетов с питанием. Внешне они очень походили на конфеты. Если их зажечь, то пламени нет, но нагреваются они до очень высокой температуры. Так вот, мы их зажигали и бросали детям. Подбирая их, они обжигали руки… Мы все так делали, потому что после возвращения из Ке Сана, где полегло столько наших ребят, я видеть не мог вьетнамцев. Ну, как если бы я решил быть злым. Если на улице я встречал старика или старуху, я обязательно их обыскивал и бил прикладом или приказывал следовать дальше, или требовал предъявить документы, а тех, у кого документов не было, а не было их у многих, пристреливал».
+++
Вопрос: Сколько людей вы собрали?
Ответ: Человек сорок-пятьдесят. Их согнали в центр деревни – получилось что-то вроде островка в самой серёдке… И…
В. Каких людей: мужчин, женщин, детей?
О. да.
В. А младенцы среди них были?
О. И младенцы тоже. Всех согнали в кучу и заставили сесть на корточки. А потом пришел лейтенант Келли и сказал мне: «Вы ведь знаете, что нам надлежит сделать?» Я ответил: «Да», думая, что речь шла только об охране этих людей. Келли ушел, но. Вернувшись минут через пятнадцать, он спросил меня: «как? Вы их ещё не перебили?» Я ему ответил, что понял его неправильно и считал, что мне надлежало только обеспечить охрану пленных. А он мне сказал: «Вовсе нет! Я хочу, чтобы вы тут мне это все расчистили». Ну, и…
В. Келли обращался ко всем военнослужащим или только к вам?
О. Так получилось, что я стоял как раз напротив него. Но три или четыре человека вокруг меня тоже слышали, что он сказал. Келли отошёл на четыре-пять метров и начал стрелять. Он сказал мне: «Делайте, как я». Ну, и я и стал делать, как он, четыре магазина магазина расстрелял в толпу. (…)
В. Скольких человек вы убили в тот раз?
О. Стреляя из автомата, невозможно сказать… Стоишь и выпускаешь очереди в толпу, а уже скольких убиваешь, кто его знает. Все происходит слишком быстро. Ну, может, человек десять-пятнадцать (…)
В. А потом?
О. Мы стали собирать тех, кто был ещё жив, а их оказалось человек семь или восемь, чтобы столкнуть их в яму и бросить туда гранату. Тут кто-то вышел из оврага и сказал, чтобы мы туда отвели наших пленных. Когда мы подошли, там уже было 70-75 пленных. Мы добавили туда наших. Келли сказал мне: «Тут ещё для вас есть работа». Он подошел к пленным, стал их толкать и стрелять в них… Мы тоже стали стрелять, толкали и стреляли, пока никого не осталось в живых. Потом мы выпустили по этому месту ещё несколько автоматных очередей. Тогда…
В. Кто там был? Мужчины, женщины, дети?
О. Да.
В. Младенцы тоже?
О. Тоже. Мы сначала стреляли очередями, а потом кто-то сказал, что нужно перейти на одиночные выстрелы, чтобы экономить патроны. Ну, мы и стали чередовать одиночные выстрелы с очередями…
В. Почему вы действовали таким образом?
О. Как почему? У меня же был приказ, ну, а если честно, в тот момент мне казалось, что так и нужно действовать, потому что, как я уже говорил, среди погибших с нашей стороны было несколько моих приятелей и мой лучший друг тоже. Я от этого здорово переживал. Пока мы покончили с этим, я почувствовал себя лучше, но к концу дня происшедшее стало меня беспокоить.
+++
«Говорили об убийствах пленных, пытках, изнасилованиях. И у каждого были фотографии, запечатлевшие их самые ужасные деяния. Тем не менее реакция «новобранцев» была положительной: идея им явно нравилась, ведь в морскую пехоту идут только добровольцы. И им не терпелось отправиться во Вьетнам и применить на практике всё, чему их научили. Многие из них сами вызвались служить во Вьетнаме. Сержанты сделали такую службу привлекательной, играя на нездоровых побуждениях: «Ну и повезло же вам – сможете убивать»… и всё такое прочее».
+++
«Я много разговаривал с теми (…), кто вернулся из Вьетнама. И они мне рассказывали, как убивали людей просто из презрения. Ну, знаете, как это бывает: «Косоглазые и людьми-то считаться не могут. Прихлопнуть их – плевое дело». Один тип мне рассказывал, что их последним изобретением было разъезжать по дорогам на грузовике или джипе, соревнуясь, кто сколько настрелял вьетнамцев».
+++
«Некоторые районы регулярно подвергались бомбардировка и артиллерийским обстрелам, без оглядки на человеческие жизни, на население. Целые районы обозначались как вьетконговские. Однако их население состояло в основном из крестьян и рыбаков. Большинство из них политикой не занимались. Основной их заботой было добывание хлеба насущного. Многие были убиты, потому что оказались в неподходящем месте в неподходящий момент».
+++
Оригиналы цитат: Lane. M., Les soldats americains accusent, Paris, maspero, Cahiers libres, 1972
Перевод на русский язык из книги: Эрика Давида «Принципы права вооруженных конфликтов»